Наперегонки к Лене

Двумя потоками наперегонки к Лене

У Енисея три главных восточных притока - Нижняя, Подкаменная и Верхняя Тунгуски (Ангара),  по которым  русские могли выходить на реку Лена, о существовании которой и о богатых пушниной  ленских землях первыми узнали мангазейские промышленники  после основания на Енисее Туруханского зимовья. От него и началось движение первопроходцев к  Лене  - очередной после Оби и Енисея водной меридиональной артерии, протянувшейся от Байкала до Северного Ледовитого  океана (ее протяженность 4400  километров, это самая длинная река в России и одна из крупнейших в мире).

Кого следует считать  первооткрывателем  Лены,  досконально не известно, в  современном Якутске считают, что  это русский  промышленник Пянда. Лена  для якутов -  больше, чем Волга для русских, даже во времена не столь далекие эта река была единственной транспортной артерией, связывающей Якутск с внешним миром. Поэтому якутам важнее, чем кому либо, знать,  кто же среди русских первым пришел в их земли.

Никаких  личных записей («скасок») Пянды не имеется (или  они не сохранились). Это имя упоминалось в документах Якутского воеводства, относящихся к 40-м годам XYII в., но там просто был зафиксирован факт прибытия в Якутск в 1643 году человека с таким именем. Незначительный обьем информации о Пянде имеется в «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера, где говорится, что родом  Пянда  предположительно из Архангельских поморов, фамилия (скорее прозвище)  Пянда или Пенда, имя  Пантелей Демидович, по другой версии Пантелей Софронович.

По легенде Пянда, ходившей среди «вольных людей» Мангазеи, прибыл в «Златокипящую»  в 1619 году с той же целью, что и  другие промышленники и торговцы - приобщиться к процветающему здесь пушному промыслу и  меновой торговле. Там уже  ходили какие-то слухи о «большой реке»  на  востоке (с названием, созвучным Лене). Подзаработав, смелый по натуре помор  по примеру своих земляков, издавна ходивших в неведомые земли,  загорелся страстью первопроходца. В 1621 году (по другим источникам в 1623 г.) он на  собственные средства собрал «ватагу» из  40  готовых на все «вольных людей», обеспечил их всем необходимым и отправился на нескольких стругах из Туруханского зимовья в богатые ленские земли ловить удачу.

Два года он  успешно  торговал  с тунгусами-эвенками в бассейне Нижней Тунгуски, построил за это время  по пути следования два зимовья – Нижне Пяндинское и Верхне Пяндинское. Некоторые источники называют и третье  - Средне Пяндинское, но суть не в этом, а в том, что  эти  два или три названия, как бы связанные с его именем, надолго пережили   основателя и  именно на них ссылаются якутские краеведы и историки, считавшие Пянду первооткрывателем Лены. Во время зимовки  в одном из них  Пянда  узнал от  местных охотников,  что   своим  верхним течением Нижняя Тунгуска  почти вплотную подходит к  Лене, и что к ней  в этом месте  по притокам Тунгуски можно подойти на лодках к перевалу, волоком перейти на противоположный склон  и спуститься по притоку к Лене (позднее  этот переход  получил название – «Чечуйский волок»).

С целью лучшего  представления масштабности  и  необычного по трудности  восприятия  похода Пянды как свершившегося факта, дальнейшее изложение  маршрута лучше всего отобразить в пройденных километрах. Строго математическую точность автор не гарантирует, но полагает, что в  условиях отсутствия конкретных  данных, касающихся маршрута Пянды, можно обойтись и приблизительными цифрами.

Перезимовав в последнем, срубленном им на Тунгуске зимовье,  Пянда  отправился по подсказанному пути (скорее всего,  с проводником – эвенком) и к исходу второго года  похода (если он построил три зимовья, то  к исходу третьего  года похода) оказался в районе Чечуйского волока. Отметим, что до этого момента отряд уже прошел от Туруханского зимовья против течения Нижней Тунгуски расстояние  в две с лишним тысячи  километров. Каким способом  отряд  преодолевал 20-ти километровый волок  на Лену - неизвестно. Если Пянда струги  в Туруханске закупал, то  он их берег и  на противоположную сторону водораздела струги переволокли, если перед походом нанятые им  люди их изготовили сами, то могли перейти перевал без них и изготовить за перевалом новые. На это, правда, требуется немало времени.

Как бы там ни было, отряд Пянды, как только прошел ледоход, стал спускаться по течению Лены. Несколько недель струги шли по ней на северо-восток и, пройдя примерно 2000 километров, дошли до места,  где русло круто поворачивает влево. Здесь берега Лены компактно заселены якутами (это район  будущего Якутска) и здесь, кажется, самое подходящее место  для  остановки и обмена своих товаров на пушнину. Но, видимо, Пянда почувствовал опасность и, развернув струги,  не задерживаясь, отправился  назад.

Обратно надо было идти  на веслах  по Лене  до Чечуйского волока  те же 2000 километров, но уже    против течения - и на это требуются уже не недели, а месяцы. Несколько удивляет и то, что Пянда не стал возвращаться уже известным ему маршрутом  по Нижней Тунгуске а,  миновав  траверз  Чечуйского волока, повел свою ватагу  кружным путем. Поднявшись по Лене  примерно до места современного поселка Жигалово, ватага по Ленско-Ангарскому плато «по суху»  прошла порядка 200 км. по бурятской лесостепи и вышла на правый берег  Ангары, открыв этим новый ленско-ангарский переход. Решение  Пянды  возвращаться назад по Ангаре могло исходить от того, что возвращаться ему надо было не в Туруханск, а в Енисейск. Но  тогда  этот маршрут, видимо, кто-то ему подсказал, а значит предупредил и о коварных Ангарских порогах. На Ангаре их целый каскад, это сейчас они скрыты водами Братского водохранилища, тогда, чтобы их пройти,  надо было обладать недюжинными смелостью и  умением.

...О непредсказуемости исхода сплава по Ангаре говорят  даже названия ее порогов: Похмельный, Пьяный, Падучий, Долгий, Шаманский. В одном из русских источников 17 века, в  обобщающем  рассказе о Сибири, об этих порогах говорилось: «ходят же русские люди сибирской  земли во Ангаре… с великим трудом и большею нуждою в малых судах на великие и высокие камени… Много же на тех порогах убиваются  и до смерти».

«Крутой характер» ангарских порогов  запечатлен в  записках Д. Д. Ларионова, во второй половине 19  века ведающего делами статистики в Иркутской губернии: «...Да, глядя на пороги, величину их, видимую опасность, ненадежность благополучного прохода через них и трудность перегрузки и перетаскивания грузов и судов, не хочется верить, что в старину тут шли и промышленники, и купеческие товары, служилые и боевые люди, ну словом все шло этим путем; но так как это было то теперь нам остается только удивляться предприимчивости и бесстрашию наших сибирских предков и полагать, что не мало разбилось судов их, погибло людей, не мало претерпевали они страху и переносили трудов при перетаскивании грузов и добра своего по берегу».

В те времена  бытовал в приангарских поселениях то ли  рассказ путешественника, однажды сплавлявшегося по Ангаре, толи байка ангарских лоцманов (без них проход судов через пороги  был запрещен). Путешественник, преодолев Пьяный и Похмельный пороги, спрашивает у  лоцмана: «Всегда ли благополучно проводишь ты суда?» Тот отвечает твердо: «Всегда, потому что мы знаем каждый камешек на реке, на том стоим с малолетства...8 Да вот иногда беглые плывут на плотах вниз по Ангаре, мы им кричим всегда с берега: «Вечная память, ребята!».

Для чего все эти примеры? К тому, что, если  архангельский помор Пянда,  о котором выше шла речь,  действительно реальный человек, то на  ключевых точках его кругового маршрута  надо  соорудить хорошо видимые памятные знаки. И не только как дань памяти  отважному первопроходцу. По оценке исследователей  исторического похода, Пянда  совершил и великий географический подвиг. За три с половиной года он прошел  около восьми тысяч километров, собрав для  будущих  русских землепроходцев исключительно ценные сведения о новых реках и землях. Пути, им открытые, как будто были  отмечены  хорошо видимыми,  даже в темноте, затесами на деревьях,  – так быстро его последователи стали продвигаться  по ним от Енисея к Лене и дальше.

Хотя изложенная оценка достижений Пянды в целом верна, исходя из хронологии  реальных событий, последняя фраза требует разъяснения. Быстрым движение русских первопроходцев на восток  было  и от Урала. Но  если до  Енисея они  дошли быстро, то из той же хронологии видно, что после основания Енисейска их движение на  восток стало стремительным. Стремительность  эта имела, однако, не всегда благие намерения. Когда  продвижение к ленским землям пошло  одновременно  из Туруханска и из  Енисейска, произошло  несколько  силовых разборок между землепроходцами  из разных воеводств,  собиравших ясак на  какой-то одной территории... Случайное это совпадение или  поход Пянды  каким-то образом  простимулировал  ускорение движения к Лене,  но именно после    завершения его великого кругового маршрута  и началось то, что подпадает под определение стремительности.

Рис. « Великий круг Пянды»

 

В феврале 1627 г. в  Енисейском остроге был сформирован отряд во главе с  казачьим атаманом Максимом Перфильевым. Казаки  поднялись по Ангаре до  ее правого притока – реки Илим, поставили в устье Илима зимовье, совершали походы для сбора ясака с местных эвенков. Перфильеву удалось без использовании силы  привести к подчинению несколько  их родов. Правда, на обратном пути  ясак  эвенки пытались отбить, но  нападение  казаки отбили  и с ясаком в количестве 438 соболей благополучно вернулись в Енисейск.

В начале лета 1628 года путем, проложенным Перфильевым, с отрядом из десяти казаков вверх по  Ангаре отправился енисейский казачий десятник Василий Бугор. Казаки поднялись по Илиму до его притока  Игирма,  от которого проложили волок через Ангаро-Ленский водораздел. На его восточном склоне вышли к  притоку Лены  реке Кута, открыв этим новый, южный водно-волоковый путь на Лену. Перезимовав в устье реки Чона и собрав ясак, Василий Бугор на  обратном пути оставил четырех человек  в  устье Киренги  для закладки Никольского погоста  и двоих  - в устье Куты. Сам с оставшимися людьми   летом 1629 года вернулся в Енисейск  и в этом же году был послан на Ангару  возводить Братский острог.

В это же время  (в 1628 г.) из Туруханска по Нижней Тунгуске  проследовали тобольские служилые люди во главе с   Антоном Добрынским и Мартыном Васильевым. Поднявшись по  Тунгуске  до устья  ее правого притока - р. Чона, отряд  проложил волок к  крупному  левому притоку Лены - реке Вилюй, открыв  к ней новый  северный путь. Но  не  ради открытия шли   они покорять  таежные дали, а   с целью разведки  «пушных  изобилий» и сбора ясака.  Но «ясачные» люди не всегда  его давали, а если давали - то с боем. Вот и  этому отряду пришлось  преодолевать   порой довольно жесткое сопротивление тунгусских и якутских родов. Холода  нагрянули внезапно и  зимовать сборщикам ясака  пришлось в наскоро срубленном зимовье, которое к  тому же всю зиму осаждали «орды якутских конных людей».

Страдая от голода, с трудом отбившись от «орд», отряд в 1632 г. вернулся в Тобольск, потеряв половину людей, но с «хорошим ясаком» и ценными сведениями о пушном изобилии на Вилюйской земле. По возвращении в  челобитных они скромно отчитались, сообщив, что в походе  перенесли «трудности великие и лишения, зимою на себе таскали нарты… нужду и стужу и голод терпели»... К людским потерям,  неимоверным трудностям походов по таежным пространствам Сибири  и связанным с ними  жертвам русские землепроходцы уже привыкли, а воеводы не обращали на это  внимания. Тот же тобольский  воевода, прочитав челобитные оставшихся в живых   участников  похода, без промедления (видимо, чтобы другие не опередили) отправил  на Вилюй  новый отряд сборщиков ясака под началом сына боярского  Воина Шахова.

В Новую Мангазею (Туруханск)  отряд прибыл в 1633 г., где  Воин Шахов, с учетом  печального опыта своих тобольских предшественников, усилил свой отряд  березовскими и мангазейскими  служилыми людьми. Это усиление позволило ему, по прибытии на Вилюй,  разделить отряд на несколько групп, которые отправились собирать ясак  с  тунгусских и якутских родов по всему  обширному Вилюйскому краю. Помимо  сбора ясака была у отряда и задача взимать положенную по закону «десятую пошлину»  с  русских промышленников и торговцев,  проникших сюда  ранее. Исследователи  этого похода отмечают необычайную эффективность  действий Шахова. Планировалась экспедиция  на два года, а затянулась на долгих семь лет, но за это время сын боярский Воин Шахов для вилюйских «иноземцев» и для русских ватаг промысловиков  приобрел статус  негласного  правителя Вилюйской земли.

Он так сумел наладить  сбор ясака и пошлины, что  то ли по собственной инициативе, то ли по указанию своего воеводы каждый год оттягивал возвращение.  Когда иссяк запас   продуктов  и пороха, люди питались одной рыбой и  дикорастущей травой «борщем». Потеряв  погибшими  и умершими от болезней при  «укреплении власти русского государя» 25 человек, оставшихся в живых подчиненных  «правитель Вилюйской земли»  выводил уже через Якутск, превратившийся за   время работы экспедиции из  острога в город, которым управляли назначенные царем воеводы.

Перед воеводами надо было отчитываться и, надо сказать,  Шахов и здесь не уронил своего «боярского» достоинства, представив якутскому воеводе план по поддержанию порядка в  вилюйских землях: «...для угрозы иноземцов на усть Вилюя реки надобно острог, а в нем безпрестанно надобно служилых людей 50 человек; ...да по Вилюю … выше или ниже надобно острог же, а в нем надобно служилых людей беспрестанно человек пятдесять, и теми де двема острожки на Вилюе реке и по Варке иноземцов всех смирить и под государеву царскую высокую руку привесть можно...».

...Возвращаемся к хронологии походов из Енисейска. В 1630 году отрядом Ивана Галкина (отправленного на Лену  «государев ясачного сбору учинить  и острожные поставки»), было поставлено Илимское зимовье (ставшее вскоре острогом и главным опорным пунктом для  русских землепроходцев, продвигавшихся к Лене  из Енисейска).  Отряд  пришел к Илиму путем, ранее  освоенным Василием Бугром, но  на переходе к  Лене Галкин  нашел и проложил  более короткий волок к Куте, в  устье которой  поставил зимовье  - Усть Кутское по –промышленному» на 10 человек). Перезимовав, Галкин спустился по Лене, дойдя, как он считал, до  «якуцской земли», попытался собирать ясак,  но, встретив  сильное сопротивление  обьединенных сил якутских улусов, вернулся в Енисейск.

Стало ясно, что к освоению этих богатых и довольно плотно заселенных мест надо подходить основательно;  и в 1631 г. на смену  Галкину из Енисейска был отправлен  отряд  стрельцов во главе с Петром Бекетовым, которому предписывалось   подобрать место и заложить  в «якуцской земле» острог. Не снималась с Бекетова и задача сбора ясака, поэтому  закладку острога удалось завершить только в следующем году, используя для этого  и разрозненные  группы промышленников, оказавшиеся в этих местах еще раньше официальных отрядов.

Заложенный  в 1632 году Бекетовым Ленский  острог несколько раз переносился на более удобные места, но задачи нового опорного пункта русских на  этих землях  он все это время выполнял. Практически, сразу после   основания  острога   сюда   потянулись отряды  предприимчивых людей и  целые ватаги  промышленников из западных сибирских городков.  В результате такого ажиотажа Енисейск, который до этого был главным опорным пунктом,  уже не мог контролировать движение  землепроходцев  на восток.  Эта роль сначала автоматически, а вскоре и  по  царскому указу  перешла к Якутску.

...В начале этого материала было отмечено, что продвигаться к Лене русские первопроходцы могли по трем Тунгускам. О двух мы уже рассказали, теперь коротко о Подкаменной Тунгуске, открытие которой приписывают енисейскому служилому Поздею Фирсову. Летом 1623 г. он, выйдя на  стругах из Енисейска, спустился до устья Подкаменной и, обследовав примерно на 500 километров ее русло, остановился на зимовку. Собрав ясак с местных тунгусов и узнав, что  подниматься дальше по реке будет на стругах трудно из-за порогов, Фирсов вернулся в Енисейск. Предполагают, что  от эвенков он получил и сведения о том, что верховья Подкаменной Тунгуски не подходят близко к Лене, поэтому она, в отличие от Нижней и Верхней Тунгусок, для походов на Лену  не  использовалась.

Но Подкаменная Тунгуска, со временем,  все же  приобрела известность, причем – мировую. 30 июня 1908 года в земной атмосфере в районе Подкаменной Тунгуски взорвался загадочный объект, позднее названный Тунгусским метеоритом (феноменом). Тогда взрывной волной в радиусе около 40 км. был повален лес, уничтожены звери; места эти были малонаселенными, но  пострадавшие были. На всей этой гигантской территории вечером 30 июня практически не наступила ночь: весь небосвод светился (можно было в полночь читать газету без искусственного освещения). Это явление продолжалось несколько ночей. Потом сюда стали прибывать экспедиции и группы исследователей, но ясную картину произошедшего  им воссоздать так и не удалось.

А еще Подкаменная Тунгуска известна по роману В. Я. Шишкова  «Угрюм-река» и его экранизации. В настоящее время она привлекает массу водных туристов, которые не устают восхищаться ее дикой красотой и мощью.