razgonoblakov.ru

Покорение Западной Сибири

«По повелению ...государя царя и великого князя

всея Руси Фёдора Иоанновича, начали в Сибирской

стране города и острожки возводиться, а великие

земли расширяться..»  Строгановская летопись *

Суть дела  летописец отразил верно, но  относительно  вклада  Государя  Федора Ивановича в  расширение России Сибирью стоит внести поправку. Кто изучал и помнит  историю знает, что  сын Ивана Грозного   был   болезненным, тихим, богомольным человеком. Целиком поглощенный исполнением церковных предписаний, он избегал участия  в управлении государством.  Царские обязанности его  тяготили и  весь период его пребывания на троне (1584 -1598 гг.) государственными делами ведал регентский совет, а фактически - его  опекун родной дядя Борис Годунов. Именно в годы  опекунства (до 1598 г.) и  годы царствования  Годунова (1598-1605 гг.) ...начали в Сибирской   стране города и острожки возводиться, а великие   земли расширяться.

Удивляет и одновременно возвышает роль Бориса Годунова  то обстоятельство, что  делами далекой  Сибири   ему приходилось  заниматься  во время Смуты, которая возникла из-за вакуума законной царской власти, наступившего после смерти в 1598 г.  бездетного царя Федора Ивановича. Воцарением на престол Бориса Годунова не все бояре были довольны и в стране  зрела политическая  и социальная нестабильность. Она  резко усилилась в 1600-1603 гг., когда  в результате сильнейших засух  страну сотрясали бунты и восстания крестьян. На самом деле, это  были  не восстания, а  типичный для Великого голода  (так историки оценивают его масштаб ) разгул грабежей и бандитизма. Чтобы  в целом оценить глубину политического кризиса времен  Смуты ( она завершилась  только в 1613 году избранием на царский престол  Михаила Федоровича Романова, открывшего  300 летнюю эпоху правления рода Романовых), достаточно  перечислить всех, кто правил Россией до 1613 года: Борис Годунов, Лжедмитрий I, боярин Василий Шуйский, Лжедмитрий II, «»семибоярщина».

Но вернемся к времени правления  Бориса Годунова, а точнее к тому, что   в его деятельности удивляет. В стране голод, ее сотрясают кризисы и кажется, что совсем не время  заниматься делами, связанными с  освоением каких-то  неведомых земель за Уралом, -  делами, которые требуют от ослабленного государства выделения  довольно значительных  финансовых и материальных средств. Но здесь, видимо,  историки должны отдать должное дальновидности Бориса Годунова. В какой-то степени он виноват во внутренней нестабильности, но во внешней политике действовал с прицелом на будущее.    Именно  в период его опекунства и царствования - на разгром Сибирского ханства  и возведение острогов - оперативно  направлялись  под командованием воевод отряды  казаков и стрельцов. Эта оперативность и позволила  русским первопроходцам  и быстро покончить с Кучумом, и закрепиться на большей части Западной Сибири. Поэтому,  эпиграф, в котором заслугу в «возведении в Сибирской стране городов и острогов», приписанную царю  Федору Ивановичу, следовало бы переадресовать Борису Годунову.

... События, происходившие в Москве в год смерти Ивана Грозного (март 1584 г.), и последующие годы правления Бориса Годунова в значительной мере  отвлекли летописцев от фиксации событий, происходивших в это время за «Камнем». По сумме  имеющихся отрывочных  и  зачастую противоречивых летописных сведений, картина начального периода освоения Сибири видится такой.

В начале лета 1585 г., когда о судьбе Ермака  еще не было известно, в помощь ему   из Москвы был направлен хорошо вооруженный  отряд  стрельцов. Его возглавлял  полковой воевода Иван Мансуров. На подходе  к  Кашлыку Мансуров  увидел скопление  большого количества вооруженных татар и понял, что Ермак, если и остался жив, то ушел «на Русь».  Не вступая с татарами в столкновение, Мансуров, повел суда вниз по течению Иртыша. Очень быстро наступили холода и в  месте впадения  Иртыша  в Обь стрельцы остановились на зимовку. Выбрав  на берегу Оби понравившееся   место,  они  срубили  первый русский   сибирский «городок» (впоследствии названный Обским).  Это  место оказалось главным святилищем остяков Белогорского  княжества   и не успели стрельцы обустроиться, как   на городок  начали наседать их суровые  толпы. Получив оружейный отпор в первой попытке, они ретировались, но  не надолго. Во   втором приступе  язычники  взяли в помощь своего  «Большого  белогорского» идола, выставив его впереди себя как знамя. По их поверьям их кумир должен был переломить исход борьбы за святилище в их пользу.  Но, когда удачным пушечным  выстрелом их кумир был разнесен в  щепки, они растворились в окрестных лесах, а спустя короткое время  явились к русским пришельцам  с поклоном и ясаком.

Весной  Мансуров продолжил путь домой и вернулся тем же переходом через Урал, которым  возвращались  оставшиеся в живых ермаковцы. Несмотря на то, что  задачу по сбору ясака он не выполнил, его информация   о  конкретной обстановке в Сибири заставила московскую власть призадуматься. О том, что  после  «взятия Сибири» Ермаком Кучум сохраняет контроль над своим ханством,  в Москве понимали и со  слов вернувшихся  в Москву  ермаковцев. Но  сообщение Мансурова позволяла Борису Годунову понять, что подчинять Сибирь надо с постройки укрепленных городков;  используя их как опорные пункты, громить кучумовские  войска и постепенно расширять освоенные территории.

Первым таким пунктом  стал Тюменский острог (г. Тюмень), основанный в 1586 г. на берегу Туры, на месте старого городища Чимги-Туры (Чинги-Тура) - столицы ранее существовавшего  Тюменского  ханства (после распада Золотой Орды поглощенного  Сибирским ханством). Тюмень возводили отряды  воевод Василия Сукина и Ивана Мясного, в составе которых  наряду со  стрельцами были и  некоторые  оставшиеся в живых соратники Ермака. Возведение Тюмени  еще не завершилось, когда  весной 1587 г. отсюда  по указанию из Москвы, часть  воеводских стрельцов, под командой   письменного головы Данила Чулкова, спустилась по Туре и Тоболу в Иртыш;   недалеко от Кашлыка (Искера) «с великим поспешением» из «судового лодейного лесу» они заложили на правом берегу Иртыша  у Чувашского мыса, на «велице горе Алафейской» острог, названный Тобольским.

В  следующем году Чулкова назначили воеводой  основанного им Тобольска и на новом посту  ему  сразу  пришлось проявить и  дипломатическую ловкость и  воинскую  решительность. После ухода казаков Ермака  «на Русь» Искер занял старший сын Кучума Алей. Однако,  он вскоре  был изгнан оттуда ханом Сейдаком, представлявшим  род Тайбуги, конкурировавший с Кучумом в борьбе за Сибирское ханство.  Сам Кучум в своей поверженной Ермаком столице не появлялся, отсиживался в барабинских степях.  Сейдак решил воспользоваться  его отсутствием и укрепить свои позиции. С  этой целью он предложил вступить  с ним в союз  влиятельного  хана  казахской Орды Ораз-Муххамеда, пригласив того в Искер в гости. Все это происходило на  виду у русского воеводы и он зазвал  охотившихся в окрестностях Тобольска ханов  к себе для якобы дружеских переговоров. Во время пира, устроенного по  этому случаю,  казаки  Чулкова, предварительно перебив ханскую охрану, пленили обеих ханов и доставили их в Москву.

Интересна дальнейшая судьба Ораз-Муххамеда. Он был  видным  казахским полководцем и после пленения ему было предложено  принять русское подданство. После его согласия, ему сначала было даровано поместье, а после его  успешного участия в Русско-шведской войне 1590—1595 годов и в походе против крымских татар (1598), Борис Годунов пожаловал Ураз-Мухаммеду Касимовское ханство, которым он правил до смерти.

Что касается Данила Чулкова, то  по оценке известного  русского историка: «Чулкову мы обязаны прекращением главных и важных смут в Сибири  и доставлением  царю неотъемлемого  и крепкого права  назвать всю до-Иртышскую страну... достоянием России».

Но не только татары Сибирского ханства сопротивлялись  русскому проникновению в Сибирь. Необыкновенно воинственными «инородцами», вставшими на пути  продвижения  русских,  оказались зауральские  манси (вогулы) Пелымского княжества. Как  уже отмечалось, после   похода в земли этого княжества  русской судовой рати Федора Курбского и  Ивана Травина  Пелым признал вассальную зависимость от Москвы; но  периодически   пелымские манси  об этом забывали и совершали  набеги на русские городки в приуралье. После возведения в Западной Сибири первых русских городков их агрессия стала  сдерживать дальнейшее освоению новых замель. В течение двух лет  (1592-1593 гг.)  против пелымских манси были организованы два крупных военных похода , завершившиеся разгромом княжества.

С целью стабилизации положения в этом районе, в 1593 г.  в  устье реки Пелым Чердынскими воеводами  Петром Ивановичем Горчаковым и Никифором Траханиотовым был построен Пелымский острог. Он был основан как сторожевой пост на Вишеро-Лозьвинской (Чердынской ) дороге через Урал, которая была объявлена «государевой», но просуществовала в этом статусе недолго. В 1598 г., как нам  тоже уже известно,  государевой дорогой стала Бабиновская. С этих пор сторожевая функция отпала, но Пелым, в отличие от Лозьвинского городка, не был разобран. Расположенный среди непроходимых  лесов и болот, Пелым стал  первым в Сибири местом ссылки.

*Среди первых,  в 1601 году, сюда были сосланы Василий и Иван Романовы, которых обвинили в намерении отравить царя Бориса Годунова. В феврале 1602 года Василий Романов скончался, был здесь же похоронен, а в 1605 году Лжедмитрий I приказал перевезти гроб с его телом в Москву. Интересно, что в 1773 году на каторгу в Пелым после неудачного бунта отправили Емельяна Пугачева. Однако, в том же году он сбежал и вновь возглавил бунт, разгоревшийся в кровавую войну с властью.

Покорение  одного из могущественных зауральских княжеств (Пелымского)  и,  практически, добровольное  согласие стать данниками русского царя соседних Кондинского и Кодского княжеств обеспечили русским  возможность беспрепятственно продвигаться  на север по Оби  в Югорские земли. В  1593 году в нижнем течении  реки Северная Сосьва отрядом Н.С. Траханиотова  на «чрезкаменном» пути через Урал (известном как Русский тес или Зыряновская дорога) был основан Березов. Уже через несколько лет Березов,  благодаря выгодному расположению, становится  воротами для освоения севера и продвижения на восток.  Отсюда в 1595 г.  воевода  Березова  Никифор Траханиотов, возглавив отряд служилых людей  и плотников, на судне, построенном на месте, отправился вниз по Оби  и на реке Полуй, неподалеку от  ее впадения в Обь, заложил   Носовой (Обдорский) городок – будущий Салехард. (Опыт постройки  в Березово судов  вскоре пригодился и широко использовался при проведении походов в  «златокипящую» Мангазею).

Одновременно с продвижением на север проходило и освоение территорий в среднем течении Оби и Иртыша. В 1594 году прибывавший из Тобольска отряд  служилых людей, возглавляемый  воеводой князем Федором Барятинским, на Оби возводит  очередной  русский городок – Сургут (по хантыйски «рыбное место»). Осенью того же года здесь появилась небольшая деревянная крепость, а в 1596 году - Гостиный двор.

Дальнейшее продвижение вверх по Иртышу и Оби стало сковываться  противодействием Кучума, все еще надеявшегося сохранить свое господство и периодически совершавшего налеты на  русские поселения. С целью пресечения его проникновения на уже поставленные  русские городки, на Среднем Иртыше в устье реки Тара  был основали в 1595 г  Тарский городок. Уже на следующий год тарские служилые люди  под командой воеводы Бориса Доможирова  выступили против  приблизившегося к Таре Кучума, но хану  снова удалось ускользнуть от боя и  уйти на восток  в междуречье  Среднего  Иртыша и Оби во владения  «князца нарымских селькупов» Вони, которого Кучум считал своим союзником. Рассчитывая на его поддержку,   Кучум пытался закрепиться поближе к  его владениям. Но  русские   воеводы могли уже действовать с опережением и, продвигаясь на юг  по Оби, основали в  1596 г.  острог Нарым, сузив  Кучуму пространство для маневрирования.

Оставалось собрать силы для  того, чтобы  окончательно покончить с  его притязаниями на сибирские земли. Летом 1598 г.  объединенный русско-татарский отряд воеводы  Андрея Воейкова  в 400 человек  вышел из  Тары и после долгих поисков напал на след хана в междуречьи Иртыша и Оби, но тот постоянно опережал преследовавших.  Плененные по пути кучумовцы  выдали место, куда следует хан: «пошёл Кучум царь, с Чёрных вод, на Обь реку, с детьми и со всеми своими людьми, где у него хлеб сеян» … Здесь его,  наконец-то, и настигли. Новосибирские исследователи-краеведы и  местные казаки нашли это место. По установленным исследователями архивным материалам  картина сражения представляется такой.

20 августа утром, за 16 дней  преодолев  не менее 200 км. по степям, переправившись  через множество рек и речек, они подошли к побережью Оби и увидели на лугу ханский стан – целый городок шатров, в котором Кучум пытался укрыться  с остатками своего  былого царского величия - женами, детьми, верными ему князьями и воинами. Воейков стремился взять в плен самого непокорного хана Кучума, его семью и приближенных.

Но воинов не щадили. Большую часть перебили, около сотни пытались переплыть Обь, но большинство из них утонуло, остальных расстреляли в воде из ружей и луков. В бою погибли брат жены хана, внуки Кучума, 6 князей, 10 мурз и 5 аталыков.

Кучуму  и на этот раз удалось с несколькими сподвижниками на небольшой лодке уйти вниз по реке. Знатных пленников победители отправили в Тобольск, а оттуда в Москву, где, по случаю победы, одержанной в Сибири, был отслужен благодарственный молебен.

О дальнейшей судьбе  последнего правителя  Сибирского ханства документальных источников не найдено. Есть лишь версии – то ли  был убит, то ли умер от немощи и болезни... Некоторые историки полагают, что Кучум с небольшим числом слуг бежал к калмыкам, а  там был убит бухарцами.

Видя несомненный успех русских, платить  дань русскому царю соглашались  все новые  татарские племена  - барабинские, чатские. А «князец» томских татар, страдавший от набегов киргизов,  отправился в Москву, где   упросил  построить на его земле  русский город, чтобы «оборонить его народ от «киргизких людей».   Сибирские воеводы     сформировали  в Сургуте из  служилых людей, лояльных   кодских хантов и татар отряд, поставивший в 1604 г. в нижнем течении р. Томь  Томский городок, позднее ставший  административным центром присоединенных к России земель Западной Сибири.

Но «киргизские люди» - енисейские киргизы (предки хакасов), калмыки и другие южные кочевники, жившие исключительно за счёт войн и грабительских набегов, продолжали совершать набеги и собирать ясак с томских татар. Московская власть была вынуждена поставить в 1618г. на р. Томь, в верхнем ее течении, небольшую крепость – Кузнецкий острог. В  последующие годы  он вырос   и стал уездным городом  и одновременно  крепостью с казачьим гарнизоном, который  стоял на страже  самых южных русских владений в Западной Сибири.  Считается, что постройкой Кузнецка  был завершен первый этап  присоединения  Сибири. Русское государство приросло  Западной Сибирью.

Какие-то остроги превращались в города, служившие одновременно и  крепостями  для защиты от нападений «иноземцев» и базами для сбора  с них в казну ясака. В виде пушнины он поступал в казну, но  немалая часть «мягкой рухляди»  разворовывалась, выражаясь современным языком, на всех уровнях от рядового сборщика-казака до воеводы. Казна же требовала его все больше,  и воеводам надо было постоянно заботиться об увеличении ясачных людей, поэтому  на поиск новых «землиц» с еще необьясаченным  населением отправлялись все большие количества отрядов казаков и других служилых людей. Туда же,  «встречь солнцу», стремились попасть богатевшие на промысле и торговле пушниной промышленники и торговцы,  которых к этому времени в Западной Сибири было не мало. Во всяком случае, когда  от  нижнеобских хантов  русские узнали, что   восточнее Оби есть другая «большая река», где живет много  богатых тунгусов  и много соболя,  сразу нашлось немало охотников  оказаться на этой реке в числе первых.

 

От Оби к Мангазеи и к Енисею

Когда и кто  из русских первым достиг Енисея  («Большой реки» - как ее представляли аборигены), историкам установить не  удалось. Некоторые летописные источники указывают на походы  русских поморов к этой реке в  начале XVI столетия. Исходя из истории морских походов северо-двинских поморов, они уже в начале XIII века научились строить  морские  кочи – суда  для плавания в северных морях.  Кочи в простейшем понимании - это деревянные суда разных размеров, имеющие одну общую особенность, - по  форме все кочи  напоминают  ореховую скорлупу. Эта особенность не позволяет  льдам раздавить судно - в подобной ситуации оно как бы «выпрыгивает» на поверхность льдины.

Сначала поморы использовали  кочи  для  ловли рыбы и охоты на морского зверя  в Белом море, потом  овладели искусством полярных мореходов и стали  ходить  в Баренцево  море и  в Карское.  В числе первых  русские поморы побывали на Щпицбергене , открыли Новую Землю,  устья Оби и Енисея.   Им же принадлежит открытие пути, получившего в последствии название Мангазейский  морской ход. Начинался  он  от побережья Белого моря (в основном, от Устья Северной Двины), огибал мыс Каин нос, шел вдоль побережья Баренцева моря, проливом Югорский Шар выходил в Карское море, пересекал Ямал, Обскую губу и заканчивался  в низовье реки Таз, где лежала  манящая богатствами Мангазея (происхождение  этого названия связывают то с  названием одного из самодийских племен, то с названием реки Мангазейка).

Относительно времени открытия этого пути существуют разные версии.  Большая часть  исследователей называют  70-е годы  XYI в., обосновывая это  тем, что в это время  на реке Таз  новгородскими и зырянскими промышленниками и торговцами  была основана пушная фактория. Примерно на этот  срок выводит заявление 170 поморских промышленников, допрошенных в 1616 году в Мангазее по поводу таможенных сборов воеводой Иваном Биркиным: «Ходят они торговые и промышленные люди с Пинеги и Мезени и с Двины морем, которого лета льды пропустят, в Мангазею для промыслов своих лет по двадцати и по тридцати и больше».

Самым серьезным препятствием на Мангазейском пути был Ямал. Обойти полуостров, вытянувшийся  на полтысячи километров на север,  им долго не удавалось из-за тяжелой ледовой обстановки на северной оконечности полуострова. Оставался один вариант - искать возможные пути прохождения в Обскую губу внутренними реками полуострова.

И  такой путь  был найден (возможно,  по подсказке  кочующих по полуострову  оленеводов-самодийцев). Начинался он с устья  реки  Мутная (современное название) и пересекал полуостров примерно  вдоль 70-й параллели.  На пути к восточному побережью надо было пройти против течения по реке Мутная  и волоком перейти к вершине реки Зеленая, впадающей на противоположной стороне полуострова в Обскую губу.

Волок - система озер, соединенных протоками, которые при мелководье  мореходам приходилось  преодолевать  с большим трудом, перегружать груз на  лодки-плоскодонки и   волочить их бичевой. Общая длина   пути   через Ямал составляла около 200 км. И хотя переход морских кочей по  рекам и протокам не был  легким,  трудности перехода  реками компенсировались тем, что  путь этот был доступен практически ежегодно и был в  несколько раз короче обходного. В одной из северных летописей  есть описание  речного пути через полуостров, составленное  архангельским помором Арсением Шубиным: «по обе стороны места пустые, мелкий лес, и зовут тот лес ярником». Вероятно, это первое описание природы Ямал, из  которого видно, что  Ямал – это тундра.

...После выхода в устье реки Зеленая поморам надо было пересечь часто штормящую Обскую губу,  войти в Тазовскую губу и  подняться по реке Таз до устья реки, названной  поморами Мангазейкой (после основания здесь Мангазеи). Инициаторами прокладки мангазейкого морского  хода были поморские промышленники и  торговцы. Промышленники  организовывали в  богатом соболями междуречьи Оби и Енисея пушной промысел,  торговцы и купцы вели меновую торговлю с местными самоедами. Доходы  от  промысла и торговли здесь были так велики, что  со  временем за этим местом закрепилось  название «златокипящая  Мангазея».

Слухи о  сказочно богатой мангазейской земле  влекли сюда все больше и больше предприимчивых людей со всего русского Севера. Места  эти были столь удалены от  государственного присмотра, что долгое время «золото» Мангазеи  большей  частью проходило мимо казны, оседая в карманах торговцев и промышленников. Поэтому, царствовавший в то время  Борис Годунов в 1600 г. распорядился послать туда  из Тобольска экспедицию, предписав ее рукводителям - воеводе   Мирону  Шаховскому и  письменному голове Даниилу Хрипунову - «острог ставить и ясак збирать, и быть тамо до указу».

Экспедиция  в количестве сотни казаков вышла из Тобольска, дошла до  Березова,  где пополнилась полусотней  местных казаков.  Объединенный отряд  на четырех кочах и двух весельных лодках   спустился в Обскую губу, где  привыкшим к  речным походам казакам сразу пришлось ощутить разницу между  рекой и морем (Обская губа – самый крупный залив Карского моря). Не успели  суда удалиться  далеко от берега, как  внезапно усилившийся ветер разметал флотилию. Часть судов была разбита, на оставшихся  экспедиция  была вынуждена пристать к берегу. Оценив потери,  воеводы приняли решение искать  местных самоедов и договариваться с ними  о переброске  части снаряжения из разбитых судов  в Мангазею на оленях.

На поиски и снаряжение оленьих упряжек ушло немало времени, поэтому и экспедиция добралась до места не скоро. А главное - не в полном составе: на реке Таз  она   подверглась нападению  местных жителей и почти треть состава была убита. Были потери и от начавшегося голода  (часть продуктов была  потоплена во время шторма, «муку и толокно подмочило, а крупы и соль потонули» ). Но  отряд  все же добрался до места, где  изможденные долгим и трудным путем  люди  поставили небольшой острог (вероятно, где-то вблизи   расположения базы поморских промышленников и торговцев).

В Тобольске, видимо, знали о больших потерях в экспедиции Шаховского  и  в 1601 году   на помощь первой экспедиции был послан крупный отряд из 300 служилых людей  и  пленных литовцев, под командой  воевод  Василия Мосальского и Савлука (Луки)  Пушкина.  На этот раз наказ русского царя был исполнен в полном объеме - возведен полноценный острог, были построены первые строения Мангазейского  городка и организован  сбор таможенных пошлин с торговцев и промышленников, и ясака с  местного населения.

Мангазея  стала  быстро  расширяться и,  как свидетельствуют источники,  уже в первой трети XVII века здесь скапливалось до 2 тысяч купцов и промышленников, ведущих  здесь активную деятельность.  В  Мангазею  везли хлеб, масло, мед, соль, воск, железные и деревянные орудия, обратно везли пушное «золото» - соболиные и куньи меха. Из  «златокипящей» государевой вотчины ежегодно вывозилось до 100–150 тыс. соболиных шкурок, ценившихся исключительно высоко. (Самая дешевая шкурка стоила в XVII в. в Москве 5 руб., что равнялось годовому окладу служилого сибирского казака). Еще более высоко ценилась русская пушнина  за границами России, особенно в Европе. Самая  большая часть  мангазейского соболя согревала владельцев лучших домов во многих столицах европейских государств, принося этим немалый доход   русскому государству.

Однако, важное  экономическое значение «златокипящая» Мангазея  сохраняла  недолго. Одной из причины ее упадка историки называют  царский указ 1620 г., по которому «морской  ход» в Мангазею  было запрещен. На такое решительное действие  московскую власть вынудил слишком высокий интерес к Мангазее  английских и голландских купцов. Они пытались  наладить здесь собственную торговлю с местным населением, а доставляли их сюда  за мзду   нелегально русские поморы.

У русского царя Михаила Федоровича (первого царя из рода Романовых) были на то основания.  Как только слухи о походах русских поморов северными морями на восток  дошли до  европейских мореплавателей, они тут же стали налаживать  контакты с поморами с целью получения от них  информации об условиях прохода восточных морей.

Дело в том, что английские   и голландские мореплаватели, примерно в это же время, делали попытки открыть Северо-Восточный проход в Индию и Китай. До сих пор  остается  нераскрытой тайна гибели в 1553 году  английской   экспедиции под началом капитана Хью  Уиллоби, отправившейся на поиски Северо-Восточного прохода.  На родину  никто из участников экспедиции не вернулся. Весной 1554 г. на побережье Кольского полуострова, недалеко от устья  реки Варазина,  русские поморы обнаружили два корабля и 63 трупа англичан, среди которых, как потом установили, был и Хью Уиллоби...

«...Некоторые из умерших были найдены сидящими с пером и бумагой перед ними, другие — сидящими за столом с тарелками в руках и ложками во рту, третьи — открывающими шкаф, иные — в других позах, как будто статуи, которые поставили таким образом», — так описал эту   ужасающую картину Венецианский посол в Москве, прибывший  к месту трагедии с представителями русской следственной группы. Она была послана  Иваном Грозным, распорядившимся  описать  весь товар и имущество на кораблях, а тела  доставить в Холмогоры.

Трагедией закончилась и третья по счету  экспедиция  великого голландского мореплавателя Виллема Баренца. Корабль «храбрейшего из голландцев», как его почитают на родине, в 1596 г. при попытке обогнуть  остров Новая Земля был вынесен льдами на подводные камни. Сняться с  них не удалось и, построив из корабельных деталей и снастей  «Дом спасения»,  экипаж  стал готовиться к зимовке. Дом спасения помог не всем:  от цинги умерли несколько матросов, в том числе  кумир и идеолог  экспедиции  Виллем  Баренц. Оставшиеся в живых голландцы в начале лета 1597 года на двух шлюпках отправились в обратный путь и  были подобраны русскими поморами вблизи Кольского полуострова. От  них весь мир узнал о том, что  на Новой земле, которую им  никак не удавалось пройти, русские поморы бывали неоднократно. К этому  выводу они пришли, обнаружив на острове  остатки разбитых судов и  деревянные кресты.

Но вернемся к  Мангазейскому морскому ходу, вернее, к причинам упадка Мангазеи. Может быть, царский указ о запрете морского хода запоздал, но, скорее всего, упадок связан с  хищнической эксплуатацией пушных промыслов, что  стало ощущаться  намного  раньше царского указа о запрете. В Мангазее  скопилось слишком много желающих приобщиться к ее богатствам, поэтому   дальновидные промышленники   начали заранее разведывать   земли, лежащие восточнее – там, где располагалась та самая «большая река»  (Енисей), о которой  русские узнали  от  приобских  хантов. Способствовали  упадку Мангазеи и пожары, не единожды уничтожавшие острог и городские постройки.

Скудность сведений  об истории появления русских  на Нижнем Енисее  не позволяет восстановить полную картину событий, приведших к их появлению на Енисее. Некоторые источники сообщают о поморах, бывавших в устье этой реки во второй половине XVI в. и  том что в конце этого столетия   на Енисее уже взималась пошлина "с енисейских соболей". Но все же более достоверным следует считать основание  в 1607 году  в  месте впадения  Турухана в Енисей Туруханского зимовья. Оно  быстро расширялось и в 1620 году это  уже город Туруханск

Поскольку  превращение  зимовья, сначала в город Туруханск, а затем в Новую Мангазею, напрямую связано с падением Мангазеи прежней, ниже будет представлена  картина объединяющая два параллельно  происходящих события..

После большого пожара в Мангазее  в 1619г. её жители начали  самостоятельно переселяться в Туруханское зимовье. И заниматься  тем, чем занимались - промыслом соболя  и торговлей. Здесь строятся торговые лавки, бани, дворы приказчика  и воеводы, который организует  контроль за таможенными сборами. Зимовье расширяется, возводятся острожные стены, Никольская церковь - и зимовье получает статус города.  Так Туруханск становится новым  центром ярмарочной торговли и базой продвижения русских в Северную и Восточную Сибирь.

Существовал  установленный царскими указами порядок, согласно которому  уничтоженные пожарами русские остроги в Сибири  должны были восстанавливать  местные власти. На этот счет в архивах имеется отписка мангазейских воевод царю после уничтожения города пожаром 1642 года: « Нам холопям твоим… острог ставить на голом месте… и государевы амбары делать некем: да в Мангазее служивых людишек всего 94 человека, да из них 70 человек посылаются на государевы годовые, по ясачным зимовьям и с ясаком в двухгодовые и трехгодовые службы в Москву... дети и жены наши, живучи в Мангазейском городе, терпят голод, а теперь и в долг взять не у кого, потому что город опустел...".

Но каким-то образом воеводы вывели  Мангазею из критического периода и в усеченном виде она  просуществовала еще 20 лет. В 1662г. случился  новый пожар, что привело к окончательному запустению Мангазеи. Царским указом её гарнизон был переведён в Туруханск, который на протяжении длительного времени  был известен и как Новая Мангазея.

В заключение  о Туруханско-Енисейском водно-волоковом пути  или о Туруханском волоке, как его обычно называют. Такое сокращение названия характерно для всех сибирских волоков. Это порой создает трудности в изложении авторского текста  и соответственно его восприятии т читателем. В случае с  Туруханским волоком автор попытается отобразить  этот путь в понятном изложении.

Сейчас  некоторые современные энтузиасты-исследователи из категории водных туристов  пытаются выдвигать свои версии  места нахождения волока с реки Таз к Турухану. Если у них и просматривается новизна предложений, то, в основном, за счет  изменения названий  рек - притоков Таза и Турухана и добавления каких-то своих названий озер.  Дело в том, что в главном источнике информации, от которого отталкиваются исследователи - «Росписи сибирским городам и острогам» - приводятся  старые названия рек, которые на картах уже называются по другому.

«А водяным путем из Мангазеи до Енисейскова острогу Тазом рекою вверх воды до речки до Волочайки в кочах ходу 2 дни; а Волочайкою рекою вверх воды до Волоку ходу 6 дней, а волоком с полверсты; а от волоку кочами не ходят, а лехкие суды, каюки и струги через волок волочат на себе до другие Волочайки речки, а в другую Волочайскую речку вниз воды до Турухану реки ходу 2 дни. А Туруханом рекою вниз воды до Туруханского зимовья ходу 6 дней» (Титов А. Сибирь в XVII веке. М., 1890.)

Точные места нахождения большинства сибирских волоков, проложенных в начале   XYII в.  потеряны, но в отношении Туруханского волока, вернее небольшой его части, достоверные сведения имеются..

Обнаружили этот волок в 1968-1973 гг. советские археологи во время работы  Мангазейской археологической  экспедиции, возглавляемой известным  советским историком и  исследователем  Арктики  М.И. Беловым. В те годы,  помимо раскопок самой Мангазеи,  были зафиксированы  на картах  и маршруты движения кочей поморов через оба волока - Ямальский  и Туруханский. Последний удалось обнаружить по  необычным для археологов приметам. Вдоль притока Таза - речки Перевальной  ( бывшей Волочайки) - до Перевального озера на протяжении полутора километров в стволы старых  трехсот–четырехсотлетних  лиственниц  и кедров  были вставлены небольшие иконки, а на затесах деревьев вырезаны годы, фамилии и надписи.

По сумме информации археологов вышеназванной «Росписи сибирским городам и острогам»), а так же по данным из известной работы С. В. Бахрушина  «История колонизации Сибири...»  водно–волоковый  путь от реки Таз к Енисею можно отобразить следующим образом.

Река Таз, недалеко от места археологических раскопок Мангазеи, своей выгнутой к востоку извилиной и небольшим правым притоком – рекой Перевальная (вероятно, бывшая Волочайка)  сближается с  другой Волочайкой - одним из притоков Турухана. В этом месте  мангазейские служилые люди и соединили  сухим волоком  оба притока, образовав этим  непрерывность Мангазейского  хода от Белого моря до Енисея.

А теперь о самом процессе перехода от Таза до Енисея.

По Волочанке (Перевальной) «судовым ходом» на кочах мангазейцы доходили до  «Круглого озера» (возможно, это исток Волочанки). Дальше начинался отрезок пути, который можно  назвать  водным волоком. Отрезок этот представляет из себя систему озер, соединенных протоками разной  ширины и глубины. Поэтому, на «Круглом озере»  кочи оставляли, груз с них переносили на мелкосидящие каюки.  На   каюках - где на веслах, где шестами, а где бичевой по «бурлацки», утопая в болотной трясине, доходили до  сухого волока в  межбассейновом водоразделе Таза  и Енисея.

На волоке, который  длинною «с версту», все  участники перехода становились грузчиками: грузы переносили «на себе», каюки претаскивали "десятью человеки" каждый.

Перевалив через волок, вступали опять в болотные озера и мелководные протоки  и здесь повторялись те же «труды великие», что были до волока. И только добравшись до  многоводного Турухана можно было считать, что трудности позади... Но, чтобы они остались позади,  надо было еще в поте лица, среди туч разного рода гнуса «бурлачить» 6-7 дней. И это, как говорится,  при хорошем раскладе, предполагавшем, что переход к Турухану удавалось завершить по весеннему паводку. Если начинался летний спад воды, трудности увеличивались многократно.  В этом случае -  для прохода  лодок из озера в озеро надо   было  поочередно поднимать уровень воды в протоках посредством устройства  парусных и земляных запруд.

Таким образом, в зависимости от погодных и временных условий  похода, общая продолжительность пути от Таза  до Енисея в весенний период занимала  2-3 недели, в обратном направлении - до 4 недель. Поэтому,  самым удобным периодом для использования водно-волокового пути с Таза на Енисей (как и на других низинных путях)-  были поздняя осень и зима, когда открывалась возможность  проложить по  замерзшим рекам санный путь.

Другие пути к Енисею

Переход на Енисей по Туруханскому волоку был  удобен для освоения крайних северных районов Сибири; но движение  казаков и промышленников  на восток «встречь солнцу»  быстро расширялось по фронту, смещаясь к югу.  Поэтому, параллельно с Туруханским водно-волоковым маршрутом русские первопроходцы стали искать другие  выходы на Енисей.

Если  на   карте Западной Сибири, даже мельком, окинуть взглядом   междуречье Оби и Енисея, нельзя не обратить внимание на то, что  русла трех крупных правых притоков Оби - Ваха, Кети и Чулыма - длинными «руками» устремлены  на восток,  как-бы  подсказывая  путешественникам  самый легкий вариант пути  к Енисею. Русские воеводы, управлявшие  обскими  острогами и уездами (Сургут, Нарым, Томск) карт не имели (их тогда вообще  не было), но  они были заряжены  на поиск  новых земель на востоке.

На Енисей можно было попасть через Мангазею,  например, от Нарыма - путь этот мог занять несколько месяцев и для его преодоления требовалось  немало средств:  судов, походного снаряжения, хлебных запасов. К Туруханскому волоку люди приходили уже ослабленные длительным походом, а  на волоке им надо было делать несколько перевалок грузов, причем в очень  ограниченное время. Поэтому,  воеводам среднеобских острогов поневоле надо было  искать, говоря современным языком, альтернативные пути выхода на Енисей. Главным источником информации  в таких случаях  были местные  «князцы», или старейшины родов, - воеводы их опрашивали через толмачей  «князцов» и,  получив от них какие-то сведения о «большой реке» на востоке, направляли  туда группы казаков в разведывательные походы.

В 1602 г., при сургутском воеводе Якове Борятинском, произошел общий бунт нарым-ских  остяков, который  поддержали кетские  остяки. Бунт казаки усмирили, но  стало очевидно, что из  Нарыма невозможно  держать в повиновении  всех кетских остяков, часть которых  была расселена  в  среднем течении Кети  на расстоянии в две недели пути от Нарыма. Поэтому, в дополнение к Нарымскому, в нижнем течении Кети казаки возвели Кетский острог, ставший вскоре важным опорным пунктом на пути к Енисею и дальше на восток.

...В 1605 (1608) году нарымский воевода (или письменный голова)  В. Молчанов направил вверх по течению Кети отряд казаков на поиск новых «землиц» и сбор ясака с проживавших там «иноземцев». По их сведениям, сохранившимся в архивах, исследователи  восстановили маршрут их следования. Путь по Кети, по рассказам казаков,  был «..вельми трудный, потому что река малая и зело кривлеватая, и погорчей и карж..(видимо, коряги)… которые стоят в воде по ней много, и удерживают судовой ход». Где-то  река суживалась так ,что трудно было разъехаться двум дощаникам. А  в одном месте «..мель великая и река быстрая, будто пороги» («мель великая» позднее  была отмечена  установкой хорошо видимого при подходе знака в виде колокола, предупреждавшего об опасности).

Дальнейшее изложение пути лишено «комментариев»  участников похода и основано  на отрывистых сведениях из разных источников.

Где-то в среднем течении Кети, по одному из ее правых притоков, казаки перешли на реку Кас (левый приток Енисея). Отряду удалось объясачить  некоторые роды кетских остяков по рекам Кас и Сым (также приток Енисея, но более северный). Где-то на этом этапе похода  нарымские  казаки столкнулись с мангазейскими,  которые прибыли в эти места с той же целью – собирать ясак. На почве разногласий по поводу определения - кто  имеет больше на это прав  - дело  дошло до конфликта, который в те времена  часто заканчивался  скоротечным «кулачным боем». Поскольку в одном из источников сообщалось, что право сбора ясака осталось за мангазейскими  казаками, значит  они и «побили»  нарымских собратьев по казачьему сообществу. Правда, другой источник  выдвигает  более мягкую версию разрешения конфликта. Был «жаркий спор», но в  него, якобы, подключились ясачные касовские остяки, вставшие на сторону мангазейцев, которые установили  для них в два раза меньший размер ясака. Нарымским сборщикам ясака трудно  было противостоять новому раскладу сил и, удовлетворившись  уже собранным ясаком,  они двинулись в обратный путь. Как они объяснялись перед своим воеводой, источники не сообщили.

Если отойти от ироничной (но весьма вероятной) картины сбора ясака на одной территории группами сборщиков из разных воеводств, то следует  признать факт открытия в этом походе  реки Кеть, как важнейшей составляющей  нового  (после Мангазеи)  пути от Оби к  Енисею. По разведанному  нарымскими казаками пути  в 19 веке  будет проложен первый в Сибири  Обь-Енисейский канал с выходом на Енисей по реке Большой Кас. Но значительно раньше  откроется путь, которому будет   суждено в течение  двух веков быть  составной частью магистрального  водно-волокового пути  от Тобольска к Оби, Енисею, Лене и в итоге – к Охотску, Камчатке, Амуру.

Кетско-Енисейский  волок –  «пуповина» главного пути  к Тихому океану

Начальный период истории Кетско-Енисейского  перехода, а точнее  Маковского острога, связан с именем  Намака  (Манака) - «князца» небольшого рода кетских остяков,  на землях которого  и был заложен в 1618 году острог (одно время он и назывался Намакским (Намацким).  В  первоначальный период освоения Сибири русские первопроходцы  отмечали случаи, когда их требования  о выплате ясака  исполнялись  главой рода беспрекословно. Более того, некоторые старейшины  племен или родов могли  указать  русским,  где  им искать других  «ясачных людей». Потом  выяснялось, что  те   «ясачные люди» являлись  их притеснителями и заклятыми врагами .

Точно на такой основе «сотрудничал» с русскими и Намак, но помогал он не только советами,  но  и делами. Выделял  русским  «вожей»  (проводников),  а  в  1613 (или  в

1615 г.)  сам привел небольшой отряд русских в земли своих «супостатов» -енисейских тунгусов, с которых тобольские казаки должны были собрать ясак  и привести  к «шерти» (присяге русскому царю). В тот раз  задачу удалось решить только частично: ясак  с небольшой части тунгусов собрали,  но  на следующий год  они вновь возобновили набеги на земли Намака.

В Тобольске стали понимать, что  тунгусы народ агрессивный  и для приведения  их к  «шерти» надо основать на Енисее  опорный пункт и уже оттуда ходить в их земли по Подкаменной и Верхней Тунгуске. Исходя из складывавшихся обстоятельств, тобольский воевода  князь И. С. Куракин   стал готовить на Енисей большую экспедицию. Необходимого  количества свободных людей в его распоряжении  не было и сборы затянулись. К тому же, надо было  выяснить, каким  лучше путем идти на Енисей  готовившейся экспедиции. На этот счет интересно прочитать  отписку тобольского  воеводы кетскому воеводе Ч.Ф. Челищеву.

«Господину Чеботаю Федоровичю Иван Куракин челом бьет. По государеву указу велено на Верхней Тунгуске поставити острог. И тебе б, господине, распросити кетцких годовальщиков и остяков и всяких промышленных людей, которые бывали через волок на Енисею: много ль недель ходу от Кецкого острогу Кетью рекой до Аманака князька, а от Аманака князька много ли волоку сухим путем до реки Енисея; и иными реками из Кети реки, чтоб волок миновати, мочно ли на Енисею притти, чтоб поспети нынешним летом в Тунгуску; а распрося, про то отписать подлинно в Тоболеск.»

...К зиме 1617 года  все организационные  работы были завершены и  весной  1618 г.  отряд в составе 100 человек ( преимущественно казаки и стрельцы) на 20 дощаниках,  с  походным снаряжением, строительным инструментом  и хлебными запасами на 2 года  отправились  вверх по Кети. Возглавляли отряд - потомок  одного из  родов пелымских князей (присягнувший служить русскому царю ) пелымский сын боярский Петр Албычев  и стрелецкий сотник  Черкас Рукин.

За один сезон  дойти до Енисея отряду не удалось, но не потому, что  зима  была на подходе, а по другим - непредвиденным ранее обстоятельствам. В августе месяце, когда  экспедиционная флотилия причалила к берегу для короткого отдыха в стане  Намака, «князец» сообщил, что недалеко расположилось много  тунгусов. Они пришли в его земли, разграбили его род  за то, что он, Намак, платит ясак русским, а не им, тунгусам. Но они собираются идти по Кети дальше и  напасть на о-Кетск и Нарым.  Было очевидно, что, прежде чем идти громить русские остроги на Оби, тунгусы не упустят момента  напасть на русских, находившихся поблизости.

Чтобы не рисковать  потерей людей, Албычев и Рукин решили  быстро  срубить укрепленный острожек, подготовиться к отражению нападения и послать в Кетск двух казаков с  отпиской тобольскому воеводе о готовившемся нападении тунгусов на русские остроги.  Но, когда  были возведены стены острожка, посланные в разведку люди Намака  вернулись и  сообщили, что тунгусы снялись и ушли на Енисей.  Была уже осень, продолжать путь дальше было поздно и отряд встал на зимовку, в течение которой было завершено возведение Маковского острога и, вероятно,  вместе с Намаком, проработан лучший вариант преодоления оставшейся части пути к Енисею.

Весной 1619 г. отряд Албычева-Рукина продолжил путь и, преодолев 90 верст,  благополучно добрался до Енисея. Место для острога выбрали  выше по течению Енисея в устье небольшой реки Мельничная и к осени 1619 г. заложили острог, названный Енисейским (вначале он назывался Тунгусским).  В следующем году в острог прибыл новый отряд, который сразу подключился и к  строительным работам и к приведению к «шерти»  тунгусов. Те  вначале продолжали вести себя агрессивно и даже попытались однажды напасть на острог. Однако,  их попытка  не удалась и   большая часть их родов летом 1621 года признала власть русского царя  и обязалась  выплачивать положенную  пушную дань.

Енисейский острог  быстро стал заселяться  служилыми людьми  и становиться опорным пунктом не только для объясачивания  енисейских тунгусов, но,  наравне с Мангазеей,  он  становился   базой для освоения  Восточной Сибири, а  Кетско-Енисейский  путь - через Маковский острог - главной дорогой  в Восточную Сибирь.

По этому пути на восток отряд за отрядом с грузами и снаряжением  шли  казаки и другие  служилые  люди из Тюмени, Тобольска, Томска, а после прибытия в острог первого воеводы -  и из Енисейска.   Им пользовались первооткрыватели земель  и основатели острогов и городов  Восточной Сибири  и Дальнего Востока:  Бекетов, Галкин, Дубенский (основатель Красноярска),  первооткрыватели  Чукотки Дежнев и Стадухин, первооткрыватели Амура   Поярков и  Хабаров. Маковским волоком проследовал в Китай царский посланник  Николай Спафарий, который в своих заметках отметил:  «Маковский острог стоит на красном месте…. В остроге церковь, а дворов с двадцать, и тут дощаников и каюков зело много разбитых и целых, потому что здесь пристанище великое государевым людям».

И здесь мы приходим к удивительному выводу - не известно, что такое Маковский волок, где его географическое место, какой он протяженности и каким способом преодолевался. Очевидно, что отряды, проследовавшие в Енисейск  после его основания Албычевым и Рукиным, шли путем первопроходцев. Но и их маршрут, если где-то и показан, то в виде направления. Некоторые источники сообщают, что  волок начинался прямо от острога, откуда отряд Албычева-Рукина  вышел летом 1619 г., и заканчивался на реке Кемь, по которой отряд   спустился в  Енисей.  В  этом случае всему отряду  надо было перевоплощаться в грузчиков и осуществлять многотрудную и длительную  перевалку «на себе» большого количества грузов и лодок..

В то же время есть в упомянутом выше труде Г. Ф. Миллера та самая  отписка, посланная Албычевым и Рукиным, в которой они одновременно с предупреждением о  готовившемся  нападении тунгусов просили  тобольского  воеводу «прислать подвод». В этом случае возможен  вариант перехода к Енисею «по суху» не телегах. Он на порядок  уменьшает трудности, но, по мнению  некоторых красноярских краеведов, практически невозможен в теплое время года в силу  большого количества  низинных мест на пути к Енисейску. Даже  на современной автомобильной дороге между Енисейском и Маковском  в таких местах по ней можно проехать только с помощью трактора. Поэтому, утверждают  краеведы,  перевозка  большого  количества грузов из Маковского в Енисейск   могла осуществляться только на лодках по реке Кемь.

Грузов этих  в Маковском действительно скапливалось много. Из документов известно, что  здесь была  перевалочная база, где в «государевых амбарах хранились хлебные запасы, соль, порох, пушнина». Под навесами  скапливались другие  товары – походное  снаряжение, различный инвентарь, инструменты... Потом припасы везли в Енисейск, а там уже складировали в хранилища, специально для этого построенные в подвале Введенской церкви. С наступление следующей навигации из Енисейска припасы перевозили в другие стратегические пункты Восточной Сибири - Красноярск, Иркутск, Якутск.

В  пользу  варианта перевозки грузов  на лодках имеются и документальные подтверждения в виде сохранившихся в архивах «скасок» служилых людей, ходивших из Маковского в Енисейск по, так называемому, волоку. В «скасках»,  в частности, есть такие оценки волоку: идти по нему  приходилось  «через грязи великие, через болота и речки» и только местами дорога была замощена, а « на иных местех  есть на волоку и горы, а леса везде темные. А есть… и чистые места на речках, где стоят и отдыхают».  Грузы  по волоку  переносили «на себе»,  так как «... телегами через тот волок ходу за грязьми и болоты никогда не бывает».

Другие краеведы, среди которых житель Маковского энтузиаст-исследователь истории своей малой родины автор нескольких книг Виктор Максимов,   утверждают, что Маковский волок — исключительно сухопутный путь по тайге от Маковского до Енисейска. Все грузы, якобы, перемещались туда и обратно на телегах, возках, санях, волокушах или вьючно. Река Кемь, по соображениям Маковского, не может обеспечить перевалку большого количества грузов - она мелководная,  даже в половодье  перевозку по ней можно производить только  на небольших лодках-долбленках. Если и использовался водный путь в Енисейск, считает  Виктор Максимов, то только  в доострожный период.

Как обычно, в подобных случаях существует  то, что определяется понятием «золотая середина». Все зависело от конкретных обстоятельств и времени года. В период весеннего половодья - для доставки груза использовался  водный путь.  В этот период  использовался  по прямому назначению и Маковский волок - «сухой» отрезок пути от острога   до ближайшего притока Кеми, а в случае обмеления притока - до самой Кеми ( в этом случае лодки с грузом тянули по притоку «бичевой»).

Когда наступал летний спад воды, перевозка грузов водным путем приостанавливалась и возобновлялась  уже зимой по санному пути;  здесь   понятие волок  теряло свое значение и  маршрут к Енисею можно было  проложить не по извилистым рекам, а напрямую к Енисею  через тайгу  (сейчас такие дороги называют зимниками). Что касается перемещения небольших грузов от Маковского  в Енисейск летом, то оно было комплексным: на  сухих отрезках груз везли на телегах, на заболоченных - вьючно. Где-то груз приходилось тащить лошадьми  на волокушах, люди перемещались пешком.

Заканчивая  тему Кетско-Енисейского водно-волокового пути, надо отметить, что  каким бы способом  не осуществлялся переход  с Кети на Енисей , в массовом понимании  это и есть  Маковский волок. И он в течение полутора веков был  не просто частью широтного  пути через всю Сибирь, но  занимал ключевое положение на этом пути. Его не напрасно  исследователи Великого Сибирского  водного пути называют «пуповиной» всей Сибири   и  предлагают волок  вместе с Маковским острогом считать культурно-историческим наследием  не только Сибири, но и всей России.

В заключение совсем коротко еще об одном водно-волоковом пути с Оби  на Енисей. Магистральным он не был, но,  начиная с 30-х гг. XVII в., сыграл  определенную  роль  в деле освоения севера междуречья Оби и Енисея и районов проживания тунгусов по Нижней и Подкаменной Тунгускам. Начинался путь  от  устья реки Вах,  шел до ее притока - реки Волочанка, от которой  шел Елогуйский волок  длиною в 15 верст. Конец его выходил на р. Елогуй - левый приток Енисея. Но этот путь был более удобным  для движения от Енисея  к Оби, им  пользовались, в основном,  промышленники, возвращавшиеся  в Тобольск  с промыслов, расположенных в тунгусских землях  на правом берегу Енисея.