Якутск - центр освоения новых земель

Якутск - центр освоения  приленских земель и Дальнего Востока

Практически сразу, после основания в 1632  году Ленского острога (будущего Якутска),  в новые богатые пушниной ясачные земли  двинулись  отряды  землепроходцев из уже освоенных территорий Сибири, где  собственные соболиные промыслы  пришли в упадок. В какой-то момент Енисейск,  главный  на тот момент  опорный пункт русского движения   на восток, уже не мог контролировать   все возрастающий поток тобольских, мангазейских, томских служилых  и вольных  людей - искателей новых «землиц».

Хаотичность движения порождала на этих «землицах», как сегодня говорят, столкновение интересов и до Московской власти  стали доходить слухи, что «меж себя у тех тобольских, и у енисейских и у мангазейских служилых людей… бывают бои: друг друга  бьют и промышленных людей, которые на той реке Лена промышляют, побивают до смерти, а новым ясачным людям чинят сумление и смуту, и от государя их прочь отгоняют».

Когда слухи стали множиться, последовал царский указ об образовании Якутского воеводства с полномочиями по управлению  создаваемым Якутским уездом, которому  приписывались все ленские земли к востоку от озера Байкал, но без обозначенных границ на востоке. С учетом сложности организационного периода в Якутск  были назначены два воеводы: боярин Петр Петрович  Головин (старший)  и  стольник Матвей  Богданович Глебов (второй воевода). К месту  новой службы они прибыли только летом 1640 года; как сообщали источники, воеводы  не утруждали себя спешкой, надолго остановились в Тобольске, бражничали с тамошней чиновной верхушкой, запасались здесь казной, припасами, привлекли на слцжбу в Якутск более 300 сибирских казаков.

До прибытия на место царские посланники вряд ли представляли размеры территории,   отныне считавшейся административной единицей  русского государства.  Но  имевшей здесь место «хаотичностью»надо было как-то управлять  и, когда собрали информацию от «старожилов» Ленского  (Якутского) острога, у воевод сложилась определенная картина действий. Картина эта усложнялась тем, что если  движение русской  колонизации  от Урала до Лены   шло   - «встречь солнцу» (то есть на восток),  то  в Якутском уезде воеводам надо было управлять движением по трем направлениям:

1 - на север - к устьям впадающих  в «Студеное  море»  (Ледовитый океан) рек: Олекма, Яна, Индигирка, Колыма  и  далее к  проливу, отделяющему Азию от Америки;

2 - на юг - вверх по Лене и ее  притокам - к Забайкалью и  Амуру;

3 - на восток - к  Охотскому побережью и Тихому океану.

В отличие от первых двух направлений, по которым было совершено много  походов (последствием их было множество  географических открытий), поход к Охотскому побережью был всего один. Но он, единственный из трех перечисленных  направлений, соответствовал столь уже привычному  нам определению «встречь солнцу». Кроме того, он имеел отношение  к рассмотренной в предыдущей главе теме - поиска  серебряных руд. Поэтому с него и начнем.

О  загадках  и разгадках исторического похода томского казака Ивана Москвитина

31 января 1636 г. Томский воевода послал на Лену 50  казаков под командой атамана Дмитрия Копылова с задачей обследовать районы «Ленской землицы» с целью поиска новых «ясачных иноземцев». Санным путем к весне  отряд прибыл в Енисейск и, пополнив хлебные запасы (остальные продукты добывались в пути),  дальше следовал  по  южному (Ангарскому) водно-волоковому пути, перешел  на Лену и  спустился по ней до  Якутска.

Здесь Копылов включил в состав своего отряда якутского казака Нехорошко  Ивановича Колобова и толмача Семена Петрова, по кличке Чистой, и весной 1638г.  отправился на реку Алдан - самый большой правый приток Лены. Пройдя пять недель вверх по Алдану, Копылов заложил  28 июля, в 100 верстах выше устья Маи  в землях эвенков  «князца» Буты, острог, назвав его Бутальским. Процесс закладки  был не  совсем  мирным, казакам пришлось применить  оружие, поскольку «Бутальские люди не хотели дать место, где острог поставить».

Приучив  эвенков к  порядку, казаки устроились на  зимовку, во время которой узнали от   шамана по имени Томкони (Томканей) Шамаева о существовании на юге - там, где «за морем восходит солнце», большой рыбной реки Чирколы (Шилкары). Далее шаман поведал о  том, что в низовьях этой реки, есть «де близко моря» земли танков (натков), где имеется «серебряная гора Оджал». Из нее танки  якобы получают серебро и меняют его у приезжающих к ним торговых людей.

Зимой, при составлении плана дальнейших  действий,  Копылов допросил несколько пленных эвенков и выведал у них, что, если идти вверх по Мае и пересечь перевал Джугджур, можно  рекой  спуститься до  Ламы - «моря-окияна». Сопоставив эти сведения с показанием алданского  шамана о том, что «серебряная гора Оджал»  есть «де близко моря», Копылов пришел к выводу, что к  реке Чиркол  и  «серебряной горе Оджал» можно  идти морским ходом.

...И, как только Мая вскрылась ото льда, атаман  отправил на поиски реки Чиркола атамана  томских пеших казаков Ивана  Юрьевича Москвитина с проводниками эвенками и с  30-ю казакам, среди  которых был  и якутский казак Нехорошко Иванович Колобов, который по окончании похода представил «скаску» о своей службе в отряде Москвитина. Представил подобный «отчет» и сам Москвитин. (Оба эти документа сохранились и являются важнейшим источником, подтверждающим открытие  Москвитиным Охотского моря и некоторых других географических обьектов).

Ниже помещена  часть   «скаски»  казака Нехорошко   Колобова, в которой довольно подробно описывается  маршрут похода  отряда Москвитина.

«В прошлом де во 147-м году с Алдана реки из Бутальского острожку посылал на государеву службу томской атаман Дмитрей Копылов томских служилых людей Ивашка Юрьева сына Москвитина да их, казаков, с ним 30 человек на большое мере окиян, по тынгускому языку на Ламу. А шли они Алданом вниз до Маи реки восмеры сутки. А Маею рекою вверх шли до волоку 7 недель, а из Маи реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли 6 ден. А волоком шли день ходу и вышли на реку на Улью, на вершину. Да тою Ульем рекою шли вниз стругом, плыли восмеры сутки. И на той же Улье реки, зделав лодью, плыли до моря до устья той Ульи реки, где она пала в море, пятеры сутки. И тут де они на усть реки, поставя зимовье с острожком...».

Поставив зимовье, Москвитин приступил  к сбору ясака. Добровольно его мало кто  приносил, тем более в этих  дальних окраинах материка, где здешние ламуты (эвены)  жили  никем  ранее не притесняемые. Так что, казакам   пришлось и повоевать, но зато появлялись пленные, у которых можно было получить какие-то сведения и, при необходимости, использовать их как проводников. Сначала  москвитинцы, по их подсказке, отправились на дошанниках собирать ясак вдоль побережья на север, а возвратившись, во время очередной зимовки, также через пленных, узнали о  большой реке и «сидячих гиляках» (оседлые нивхи) на ее берегу. Москвитин решил, что  речь идет  о   Чирколе (Амуре),  и, построив  добротный морской коч, отправился с проводниками эвенами на ее поиск.

По отношению к этой части маршрута Москвитина, в силу наличия многих нестыковок и путаницы в географических названиях, существует несколько версий. Часть исследователей  полагает, что  его коч  обогнул Шантарские острова, прошел  вдоль побережья материка и,  возможно, Москвитин видел  Северо Западный берег Сахалина и устье Амура. В само устье  Москвитин не входил, но,  по показаниям Колобова, казаки  «...амурское устье... видели через кошку [коса на взморье]...».  Однако, другая часть историков показания Колобова  считает ошибочными  и полагает, что  Москвитин  дошел только до устья р. Уды, которая впадает в Охотское море напротив Шантарских островов.

...Продовольствие у казаков подходило к концу и голод заставил их вернуться назад. Осенняя штормовая погода не позволила им добраться  до своего зимовья в Улье и в ноябре они  встали на зимовку в маленьком заливе, в устье р. Алдомы. Весной 1641 г., вторично перевалив хребет  Джугджур, Москвитин вышел на один из левых притоков Маи и в середине июля уже был в Якутске с богатой соболиной добычей.

К этому времени здесь  все изменилось - было образовано воеводство и Москвитин должен был отчитаться перед первым воеводой Петром Петровичем Головиным. Тот, из-за своей жесткой системы наведения порядка со сбором ясака, успел вступить в конфликт с томским воеводой, что,  видимо, и отразилось на  его отношении к Москвитину. Воевода приказал отобрать собранный в томскую казну ясак, а от Москвитина потребовал представить «роспись всему его ходу» с указанием маршрутов и целей похода. Москвитин, будучи подчиненным томского  воеводы, пытался какие-то цели похода  скрыть и, как считают  исследователи, это касалось  именно поиска  на Чирколе (Амуре) «серебряной горы».

В настоящее время, благодаря найденным в последнее время  «скаскам» и «расспросным речам» участников похода,  удалось установить, что,  помимо  обязательного в любом случае сбора ясака , Москвитин действительно   пытался дойти до «серебряной горы Оджал». Поскольку в этот раз  ему это не удалось,  он хотел вернуться  и завершить начатый поиск. Боясь, что признание этого факта Головину лишит его этой возможности, Москвитин не упомянул в «росписи...» о второй части своего маршрута. А то, что туда он ходил и то, что у  Головина был повод требовать  строгого отчета о пути следования, можно увидеть из  текста челобитной Москвитина, поданной по возвращении  его в Томск.

«... И я, холоп твои, на море ходил, блаженные памяти отцу твоему, великому государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии и тебе, государю, служил; и гору, где серебряная руда; и про сиделых людеи, которые сидят окол[о] тои горы по реке Онкуру, и по реке Чирколу, и по реке Омуту сиделые и кочевные люди, и на островах на море натцких людеи, и по реке Охоте щелганских людеи; и с ними бился.

И я, холоп твои, пришел от моря с товарыщи своими в Якутцкой острог на великую реку на Лену. И у меня, холопа твоего, с товарыщи взял в Якутцком остроге твою государеву казну двенатцат[ь] сороков соболеи Петр Головин с товарыщи своими. Да у меня ж, холопа твоего, взял [с] горы, где серебряная руда, круг серебрянои. А я, холоп твои, тот круг понес было для ведома блаженные памяти к отцу твоему, государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии».

Эти и другие документы, касающиеся похода Москвитина, тщательно изучил и сделал выводы известный историк-этнограф В.А. Тураев, автор  многих работ по истории и этнографии Дальнего Востока. Ниже приводятся его пояснения к челобитной и выводы.

- круг серебрянои - серебреная подвеска для украшения одежды. К Москвитину попали три таких «круга». Об их судьбе  рассказывал Москвитин в  Томске в своих «расспросных речах» в сентябре 1645 г. «Один кружек» взял у него «в государеву казну» якутский воевода П. Головин, второй он передал по возвращении в Томск томскому воеводе И. Кобыльскому, третий у него украли «в Тобольском городе», куда он ходил по возвращении из экспедиции «по государевы хлебные запасы».

После подтверждения слухов о  существующих в Забайкалье  залежах серебряных руд,  сибирские воеводы при отправке отрядов на поиски новых «землиц» в  наказной памяти (где указывались маршрут и цели похода) наряду со сбором ясака, практически всегда, добавляли пункт о поиске серебряных руд. Поскольку нашедшим предусматривались немалые поощрения, казаки всегда сообщали сведения не только относительно серебряной руды, но и любых изделий из серебра, которые могли  обнаружить у местного населения, что могло как-то свидетельствовать о возможных источниках его поступления.

..В заключение - о главном. Какими бы целями не руководствовался атаман пеших  томских казаков Иван Юрьевич Москвитин, его достижения несомненно  одни из самых значительных в русской истории. Выходом на побережье Тихого океана он позволил царской власти оценить пределы Сибири и Российской земли. Было открыто Охотское море, пройдено почти две тысячи верст его побережья. Москвитин  и казаки его отряда основали здесь первое русское поселение, положили начало отечественному судостроению на Дальнем Востоке и русскому тихоокеанскому мореходству.

С именем И. Москвитина и его товарищей связаны крупные географические открытия на Северо-Востоке Азии: Охотское море, реки Улья, Урак, Охота, Алдома, Уда, остров Сахалин. Москвитинцы были первыми, кто предпринял дерзкую попытку отыскать великую дальневосточную реку Амур. Москвитин и его товарищи первыми из русских плюдей узнали о коренных жителях дальневосточных земель - гиляках (нивхах), онатырках и натках (нанайцах), айнах, собрали сведения об их численности, образе жизни и тем самым  внесли заметный вклад в становление дальневосточной этнографии. ...Не меньшей заслугой руководителя первого русского похода к Амуру может быть и цена, уплаченная за эти открытия. Поход Москвитина - один из самых благополучных в летописи освоения Дальнего Востока. За два с половиной года тяжких странствий, голода и холода, боевых стычек с местным населением отряд потерял всего одного человека.. На этом фоне экспедицию Москвитина можно считать уникальной.......

Северо-восток  азиатского континента

Как уже отмечалось, главной «движущей силой» русского движения на восток был поиск новых «землиц»,  где  и «»мягкой рухляди» можно много добыть, а главное - где много ясачного  населения. В Сибири наиболее плотно аборигены  расселялись по берегам крупных рек, а поскольку самая крупная река в «Якуцкой» земле - Лена, по ней и начиналось освоение территории. В 1632 г., когда строительство  Ленского острога еще не завершилось, основатель острога Бекетов отправил вниз по Лене небольшой отряд во  главе с Алексеем Архиповым и Лукой Яковлевым. Им было велено  построить  в тех местах  зимовье, которое  могло бы служить  базой для сбора ясака  в низовьях Лены и  других рек, впадающих в Ледовитый океан.

Зимовье,  названное  Жиганским, казаки поставили   в 700 км. от Якутска на земле одного из  кочующих родов эвенков-ижиганов. Уже в следующем году в Жиганск из Туруханска и Енисейска  прибыли отряды  енисейских и тобольских  казаков, возглавляемые енисейским сотником Ильей Перфильевым  и  тобольским пятидесятником Иваном Ребровым. По существующему порядку, они сообщили находившемуся в Жиганском зимовьи  енисейскому приказчику Андрею Иванову, что идут «морем на Янгу реку». Так называли Яну якуты, видимо, они и сообщили  казакам где находится  река.

Существует несколько версий  относительно открытия  реки Яна; считается, что впервые  ее устье  было открыта в 1634  Перфильевым, возможно, совместно с Ребровым. Отсюда отряды стали действовать самостоятельно.

Поднимаясь вверх по руслу Яны, Перфильев пересек западную часть Яно-Индигирской низменности, где встретил юкагиров, ранее не известный русским народ. Поднимаясь выше, Перфильев в месте слияний двух русел, образующих Яну, основал зимовье  и собирал ясак с янских якутов. Перезимовав, Перфильев спустился к устью и по Лене  в 1638  году доставил пушнину в Якутск.

Маршруты следования Ивана Реброва более запутаны - в основном, это касается порядка  следования. Одни источники указывают, что сначала Ребров побывал на реке Оленек и уже потом в устье Яны присоединился к отряду Перфильева (в этом случае Реброву принадлежит право первооткрывателя реки Оленек). Другие источники указывают, что на Яну отряды пришли вместе и только там разъединились. Поэтому  историю открытия Оленека  оставим  за скобками  и продолжим текст по второму варианту. На основании  челобитной  Реброва, он в 1636 году вышел из Яны и отправился "на новую стороннюю на   Индигирскую реку". Пройдя  проливом  Дмитрия Лаптева, Ребров обнаружил устье Индигирки и поднялся по реке вверх на 600 км., открыв восточную  часть Яно-Индигирской низменности. В устье реки Уяндины  Ребров  поставил зимовье и более двух лет собирал ясак  с юкагиров, после чего,  спустившись  в устье  Индигирки, вернулся в Якутск  с большим ясаком.  Так или иначе, за семь лет похода  Ребров  в обшей сложности прошел  900 километров по морю и еще больше по рекам Яна, Индигирка и Оленек.

Видимо, с учетом накопленного Ребровым  опыта якутские воеводы  продолжили использовать его  именно в приполярных районах. В 1642-1647 гг. Ребров - приказчик на р. Оленёк, в 1649-1654 - на Колыме. Но функции приказчика - не «сидячая работа». В эти годы  Ребров продолжал совершать и морские походы вдоль побережья и  доставлять собранный в госказну ясак на нартах «по суху».  И сбор ясака и, особенно  доставка уже собранного, всегда сопряжены с большими рисками: «князцы» общин и  старейшины родов, с которых он был собран, часто организовывали нападения на  зимовье или острог, или устраивали засады на путях доставки  ясака в Якутск.

Так, согласно челобитной И. Реброва, на сборе дани с колымских аборигенов он имел "рану стрельную в голову» и «кость спинную перерублену". Всего же за время более чем 30-летней службы он был ранен многократно. Последнее известие о Реброве относится к лету 1663, когда он в очередной раз перешел на коче с Яны на Колыму.

...Перфильев  с Ребровым еще находились на Яне, когда из  Якутска на север отправились еще два отряда казаков. Один из них возглавлял казачий десятник Енисейского острога Елисей Юрьевич (Буза). Весной 1635 г. он приплыл в Якутск, где увеличил отряд  за счет находившихся в остроге «охочих и промышленных людей». В архивах была обнаружена его челобитная, в которой он сообщал: «В Якутском, государь, остроге, должась великими долги, покупал я, холоп твой, суды и кочи, и дощеники с парусы и с якори, и со всею судовою снастью дорогой ценою. И тех служивых и промышленных людей для твоей, государевы, дальной службы ссужал я же, холоп твой, пищальми и порохом, и хлебными запасы, и сетьми неводными, и всякими заводами».

С  усиленным отрядом Буза спустился по Лене, западным рукавом дельты вышел в море и пошел вдоль западного побережья,  вошел в устье открытой им  р. Оленек и поднялся по реке более чем на 500 км. Буза построил зимовье  и собирал ясак с  кочевых эвенков. Возвращался Буза в Якутск  зимой «по суху» на оленях.

Второй отряд енисейских казаков во главе с Постником Ивановым, весной  1637 г., в сопровождении  проводника якута вышел из Якутска  на лошадях и оленях. Через четыре недели, перевалив  через  Верхоянский  хребет, казаки вышли  в верховья Яны и заложили Верхоянское зимовье. Отсюда отряд  отправился дальше на восток и,  отбившись по пути от напавших юкагиров, через хребет, впоследствии  названный хребтом Черского, вышел на Индигирку. Пройдя по реке  за пороги (шиверы),  казаки поставили там  зимовье - Зашиверское. Здесь отряду пришлось снова отбиваться от юкагиров. С этим походом  связано любопытное предание, вошедшее в историю.  Возвратившиеся в Якутск казаки  поведали об удивившей  их странности юкагиров: в бою  они убивали не их, а лошадей, которых они никогда не видели и считали их более опасными, чем людей.

С открытием Индигирки и возведением на ней  зимовий, у русских землепроходцев  появилась возможность идти  к  следующей большой реке, впадающей в Ледовитый океан  восточней Индигирки - Колыме. Установить точно, кто пришел  на  эту реку первым, еще труднее, чем в предыдущих ситуациях. К  началу 40-х годов слухи  о  богатой  Колымской земле и Чукотке  манили в эти места промысловиков, ватаги которых в этих диких пространствах ориентировались лучше  служилых людей, а потому и действовали более оперативно.

Если исходить от официальных  источников, то  приоритет открытия Колымы принадлежит  одновременно и Михаилу Стадухину и Дмитрию Зыряну. Летом 1641 г.  Д. Зырян находился  на реке Индигирка,  куда был послан  в качестве приказчика  якутским воеводой. В 1642 г. он  с небольшой группой казаков, основал в нижнем течении Олюбенское зимовье, спустился в море и две недели «парусом бежал до новой реки Алазеи».  Войдя в ее устье, Зырян на границе тундры и леса срубил зимовье... Здесь, в устье  Алазеи,  произошла встреча  Зыряна с отрядом Стадухина, следовавшего  морем на восток к устью Колымы. В итоге к манящей  своими тайнами Колыме решили идти вместе.

Здесь требуется короткое отступление  для объяснения  причины появления там Стадухина.  Михаил Васильевич Стадухин, потомственный помор, прибыл на Лену  сразу после основания  острога и зарекомендовал себя как опытный  землепроходец.  Зимой 1641 года  во главе конного отряда он, в сопровождении «вожей» якутов, прошел  по одному из  правых притоков Алдана  к хребту Сунтар-Хантаи и, перевалив через него,  вышел к верховьям Индигирки в районе Оймяконского нагорья, где срубил зимовье, собирал ясак и изготавливал для дальнейшего похода коч.

При планировании дальнейшего маршрута Стадухин узнал от  местных тунгусов,  что за горами, к югу от истоков Индигирки, течет к «теплому морю» река, которую они назвали Охота. К этой реке с целью разведки  Стадухин направил  Андрея Горелого с группой казаков, а сам с оставшимися казаками   стал спускаться вниз по Индигирке. Выйдя в открытое море  и повернув на восток, осенью 1642г. вошел в устье Алазеи,  где и произошла упомянутая выше его встреча  с группой Дмитрия Зыряна.

От Алазеи к  устью Колымы объединенный отряд пришел через две недели и,  поднимаясь вверх, где-то в среднем течении реки  участники похода поставили зимовье (на месте будущего Среднеколымска), которое  использовали как базу для сбора ясака. Перезимовав, отряд спустился в низовье  Колымы, где  вблизи границы леса  с тундрой поставил еще одно зимовье - Нижнеколымское. Отсюда  оба отряда  отправились морем на запад,  но 12 казаков из своего отряда Стадухин оставил  в Нижнеколымске. Важно отметить, что  во главе оставшихся  Стадухин назначил  своего соратника и земляка Семена  Дежнева, которому  вскоре было суждено отправиться  в историческое плавание...

Вернувшись в 1645 г. с грузом  «мягкой рухляди» в Якутск,  Стадухин  писал: «на Колыме де реке был он для государева ясачного сбору два годы, а Колыма де река велика, есть с Лену- реку, идет в море также, что и Лена под тот же ветер, под восток и под север, а по той де Колыме реке живут иноземцы, колымские мужики свой род оленные и пешие сидячие многие люди и язык у них свой».

Сообщил он воеводе и о  некой реке к востоку от устья Колымы где  имеются залежи моржовой кости  (клыков моржа): «И там заморской кости, аль рыбьего зуба много. На берегу, что можно было несколько судов нагрузить». Далее в своем донесении Стадухин указывал, что «если указано будет умножить людей и послать их на Анадырь и Погычу, то можно ожидать оттуда в казну великой прибыли».

Намеки на то, что ОН, Стадухин, готов выполнять подобное указание, сработали и в июне 1647 года ему выделяется необходимое количество людеЙ и снаряжения, и поручается «ехать на реку Погычу, построить при оной зимовье, привести тамошние народы в ясачный платеж».

...Через два года он вновь отправился в Колымский край выполнять очередное задание  воеводы. С учетом опыта морехода Стадухину поручалось привести под государеву руку земли,  лежащие восточней Колымы, и отыскать путь к некой реке Погуча, по слухам впадающей не в северное «Студеное» а в восточное - теплое море (имелась в виду река Анадырь). Спустившись на коче по Лене  в море, Стадухин пошел вдоль  его побережья на восток. На подходе к Индигирке разыгрался шторм  и ему пришлось  возвращаться назад в устье Яны. Коч  был сильно поврежден и  Стадухин зимой на санях перешел на Индигирку, где построил новый коч и летом 1648 г. он достиг устья Колымы.

Здесь Стадухин остановился в  им  же  срубленном  Нижнеколымском зимовье, в котором три года назад он оставил  для сбора ясака 12 человек во главе с Семеном  Дежневым. К этому времени зимовье расширилось и выполняло роль  постоянно действующего ясачного пункта и базы промысловиков и торговцев.  От находившихся в зимовье людей Стадухин  узнает, что   на поиск ПогучИ отсюда на нескольких кочах  отправился морем  на восток большой отряд, в котором был и Дежнев.

Стадухину велено было искать ту же реку  и он  решает  идти на двух кочах с 30 людьми следом за Дежневым. Но в планы опять вмешалась непогода: пройдя несколько дней,  кочи  попали в шторм, один снесло  на камни и Стадухин  был вынужден вернуться в  Нижнеколымск. Он  раньше  слышал, что к  Погуче от Колымы можно пройти  сухим путем по реке Аной, верховья которой подходят к хребту (Камню),  за которым и течет Погуча (Анадырь). Более того, в  Нижнеколымске Стадухин узнает, что  по этому пути годом ранее проследовал якутский казак Семен Мотора, которого якутский воевода отправил в помощь Дежневу.

Задача упрощалась и, пополнив запасы хлеба, соли, пороха и других необходимых в дальних походах товаров, этим же путем на нартах осенью 1650 года  отправился  Михаил  Стадухин. Через семь недель, перевалив «через камень», он вышел на  искомую реку. Спустившись вниз, Стадухин вышел к Анадырьскому острогу, где  обнаружи­л уже обосновавшегося там Семена Мотору и основателя острога Дежнева. И тот и другой выполняли роль сборщиков ясака, но решать эту задачу в пустынных землях, редко заселенных кочующими  чукчами,  не просто. Стадухин увидел, что  на этой почве между Моторой и Дежневым происходят серьезные трения и конфликты. Появление же в такой ситуации третьего сборщика усугубляет ситуацию до кризисной  и, чтобы ее как-то разрешить, Стадухин решает отступить  и, перезимовав в Анадырьском остроге, он уходит  на юг искать новые  ясачные земли.

Дальнейший ход событий целесообразно представить отдельными сюжетами.

Семен Дежнев. Поход за «рыбьим зубом», завершившийся открытием мирового значения.

Оставленного в зимовье Дежнева ждали суровые испытания: пришлось выдерживать  тяжелейшую осаду и приступ  полутысячи юкагиров. Но ни эти тяжелейшие испытания, ни  богатый ясак, доставленный в Якутск в 1647 году в Якутск,  прославили   имя  Дежнева. Морская экспедиция вскоре обессмертит  имя архангельского помора.

Экспедицию  снаряжал  Федот  Алексеев Попов - приказчик  богатого устюжанского   купца, прибывший по его заданию заниматься предпринимательством на  богатых ленских землях.  Поскольку таких как он приказчиков и торговцев  здесь  уже было немало, Попову никак не удавалось  «втиснуться» в  свободное пространство. Будучи на реке Колыме, он узнал о существовании  на востоке  некой  реки Погыча, впадающей в  другое море,  богатое залежами драгоценной моржовой кости. Как опытный мореход, получивший хорошую практику  на Северной Двине, он  решил снарядить туда экспедицию и, получив разрешение от якутского воеводы,  на собственные средства построил в Нижнеколымске 6 кочей и собрал необходимое снаряжение.

Одним из условий,  поставленных Попову якутским воеводой, было включение в состав экспдиции  официального представителя воеводства, опытного сборщика ясака -  Семена Дежнева.  Первая попытка, предпринятая  экспедицией в 1647 г., не удалась из-за тяжелой ледовой обстановки и сильных штормов, заставивших морских путешественников вернуться. Поход сорвался, но это уже  не могло остановить Попова и Дежнева, решивших во что бы то ни стало  идти туда  снова.

На следующий год, 30 июля 1648г., экспедиция в составе ста человек вышла на восток из устья Колымы, где к официально снаряженной экспедиции  присоединился  коч  вольного казака  Герасима Анкудинова. Шторма преследовали  мореходов и в этот раз, но назад уже никто не возвращался. Шторма не прекращались и,  предположительно, в районе мыса Шелагского потерпели крушение  первые два судна. Людей, добравшихся до берега, спасти не удалось  - их на берегу  перебили чукчи. Спустя какое-то время разбилось  еще два судна и до «Большого каменного носа» (будущего мыса Дежнева) добрались лишь три коча - Попова, Дежнева и Анкудинова. Но Анкудиновский  коч разбило о камни при подходе к берегу. Людей с него удалось подобрать и разместить на двух оставшихся судах -  Дежнева и Попова.

Эти два судна с трудом  обогнули мыс и пошли на юг проливом, разделяющим Азию и Северную Америку (о чем тогда и Попов и Дежнев могли только догадываться). В сентябре  на чукотском  берегу  пролива, по показаниям Дежнёва, «на пристанище чукочьи люди» произошла стычка,  в результате которой Федот Попов был ранен. Когда кочи продолжили свой путь, снова начался шторм и   суда потеряли друг друга. Коч Дежнева понесло на юго-запад и в октябре выбросило на берег значительно южнее устья Анадыря, предположительно, в районе  Олюторского полуострова.

Отсюда Дежнев с 24 спутниками через 10 недель добрался до устья Анадыря, где во время тяжелой зимовки многие умерли и к весне 1649 г. у Дежнева осталось в живых 12 человек.  С ними он поднялся на построеных лодках вверх по Анадырю и,  примерно, в среднем  течении построил Анадырский острог,  в котором  на следующий год и призошла  встреча  Дежнева со своим бывшим начальником - Михаилом Стадухиным.

Сам Дежнев об этом этапе в челобитной сообщает так: «И я холоп твой с ними торговыми и промышленными людьми шли морем на шести кочах, девяносто человек, и прошед Анадырское устье, судом Божиим те наши все кочи море разбило и тех торговых и промышленных людей от того морского разбою на море потонуло и на тундре от иноземцев побитых, и иные голодною смертью померли, итого всех изгибло 64 человека».

*В  основанным им  Анадырском остроге Дежнев прожил целых 10 лет. Сначала Дежнев пробовал собирать ясак, но, в виду малой плотности местного населения, затею вскоре пришлось оставить и Дежнев принялся за поиски лежбищ моржа. В 1652 г. он на лодках обследовал Анадырский лиман и здесь обнаружил огромное лежбище моржей «…на той корге  вылегает  зверь морж, и на той же корге заморный зуб зверья того…». Увиденное так впечатлило Дежнева, что отныне   он каждый год  в течение 10 лет выезжал на промысел ценнейшего товара, и к 1656 г. он набрал 289 пудов моржовых бивней (это по  ценам того времени «тянуло» на сумму в 17 тысяч серебром).

После возвращения в Якутск Дежнев несколько лет служил приказчиком в Оленекском зимовье на реке Оленек. В сентябре 1664 он перебрался в Москву, где  в январе следующего года с ним был произведен полный расчет. За период, когда он не получал  ни денежного, ни хлебного жалования (с 1641 по 1660 гг.)  по царскому велению ему было выплачено третья часть  деньгами, остальное - сукном. В дополнение Дежнев получил звание казачьего атамана. Как видим, власть тогда оценила вклад Дежнева только материально и  весьма скромно даже в этом плане. Оценка его  вклада в географические открытия здесь не просматривается. Впрочем, об этом не рассуждал и сам Дежнев, до смерти считавший главным достижением своего тринадцатилетнего похода  - открытие  залежей моржовой кости...

Об  открытии им  пролива между Азией и Америкой стало известно только  через 80 лет...

Михаил Стадухин: Путь к Камчатке

Стадухин уходит с Анадыря и начинает свое самое длинное и самое богатое по открытиям путешествие.

О том, что  на юге, где-то за хребтом, есть река Пенжина и что по ней можно достичь моря, Стадухин знал и в  самом начале 1651 г.; с 50-ю  людьми на лыжах и нартах  перешел к этой реке и,  построив  несколько легких кочей,  спустился по ней вниз. В начале лета 1651 года уже были в устье реки Пенжины. Так впервые русские люди вышли в самый северный район Охотского моря. «Пенжина река безлесая, а людей на ней живет много, род словут коряки», - сообщит позже Стадухин.

Построив в устье Пенжины два морских коча, отряд вышел на поиски реки «Ижига» (Гижига), впадающей в Охотское море  южнее Пенжины. Плыли они все время «подле берега», со всякими предосторожностями, но, все равно, не раз страдали от свирепых морских бурь.  20 сентября 1651 года один из кочей бы разбит у каменистого берега.
На оставшемся коче Стадухин смог дойти до реки Гижига, о которой потом сообщит: «На Изиги – на той реке соболей много и лесу много». Однако, при попытке собрать с коряков ясак те ответили серией нападений на острог и Стадухин был вынужден уйти с Гижиги: «И я сошел с той реки от безлюдства, что служилых людей мало, привести под государеву высокую руку некем…».

Двигаясь дальше на юг вдоль побережья, Стадухин вряд ли четко представлял, что  его и спутников ждет впереди и сколько пройдет времени, прежде чем им удастся вернуться в Якутск.

Сведений об этом отрезке пути отряда Стадухина  мало.  Известно, что, идя вдоль побережья, казаки построили  в устьях рек, попадавшихся на их пути, по крайней мере,  три зимовья: Ямское, Тауйское и Охотское. Причем, в устье  Охоты Стадухин пришел  только в 1657. Получается, что, как минимум, о пяти годах  одного  из самых успешных русских землепроходцев, завершившихся массой географических открытий, мы не имеем достоверных сведений. Не удивительно, что такая скудность информации приводит к появлению разных версий маршрута Стадухина. Некоторые источники  высказывают мнение, что в этот промежуток времени он мог побывать и  на Камчатке.

Но, в любом случае, нельзя не восхититься общими данными об этом походе. В Якутск Стадухин  вернулся в 1659 г. по уже известному пути   через Оймякон и Алдан, замкнув гигантский кольцевой маршрут по Северо-Восточной Азии... Что касается трудностей похода, то о них Стадухин поведал в своей «челобитной»  по возвращении в Якутск.

«И с реки на реку переходя с Анандыря на Товую дважды море било и заводишка розметали, а иные и море потопило, и голод терпели, и души свои сквернили, а тебе, государь, служили... И многих, государь, побито нас, холопей твоих, на дорогах и на переходах, и на морском розбое, и на аманатском имке, и з голоду померло 37 человек, а всех, государь, нас было с ним, Михаилом, 50 человек, а ныне, государь, осталось 14 человек с ним, Михаилом...».

В 1663 году атамана Стадухина вызвали в Тобольск, а затем в Москву - для отчета о его военных экспедициях. В Сибирский приказ Московии Стадухин привез не только богатейшую «соболиную казну», но и подробное описание своего пути по рекам и горным хребтам северо-востока азиатского континента, а также чертеж, составленный во время плаваний у берегов Восточно-Сибирского и Охотского морей.

В этом же 1663 году, «за кровь и за раны, и за ясачную прибыль», – царь Алексей Михайлович произвел Михаила Васильевича Стадухина в казачьи атаманы. А в 1665 г. атаман Стадухин, направляясь на службу на открытую им Колыму, был убит в столкновении с юкагирами.

...Среди других первопроходцев северо-восточного побережья Азии и Камчатки называют имена Ивана Рубца, отправившегося «на службу за море на Анадырь-реку»,  и Ивана Камчатого, с именем которого   связывают название   реки Камчатки. Он, действительно, ходил на полуостров в поисках моржовой кости, был на берегу Карагинского залива, но нет ни одного свидетельства, что был на реке Камчатка. Есть версия, что он узнал о  существовании такой реки от местных жителей и рассказал  начальству по возвращении.

Скорее всего, первым на упомянутой реке побывал  казачий десятник Иван Рубец, отправленный на поиски моржовой кости  морским путем из Нижнеколымска - «на службу за море на Анадырь-реку». Прибыв  туда путем, проложенным Дежневым, и  не найдя моржовых залежей, осенью 1662 года он  двинулся вдоль побережья на юг.      Пройдя примерно 1500 км вдоль побережья Берингова моря, судно  вошло в залив и  в устье  реки Камчатка, русло которой пролегает по центральной части полуострова. Пройда по ней вверх около 600 км (до начала порогов),  экипаж судна  перезимовал в срубленном  зимовье и весной двинулся в обратный путь. Осенью1663 года Рубец вернулся на Анадырь, якобы, с богатым ясаком.  Не известно, этот  ясак или другой всплыл через три года, когда прибывший на Анадырь новый приказчик арестовал  Ивана Рубца и избил за сокрытие  доходов.  Видимо, не слишком больших, потому что дело вскоре было улажено и  один из первооткрыватей Камчатки благополучно  продолжил службу  в  Якутске.

Первопроходцев Камчатки было много. Иван Рубец был упомянут здесь потому, что    был  единственным, кто, в промежутке между походами Дежнева и Беринга, проходил по проливу, раЗделяющему Азию и Америку.   И еще потому, что его поход на Камчатку прошел  мирно, чего нельзя сказать о большинстве других; и  в этом плане стоит несколько подробней остановиться на  походе якутского казака Владимира  Атласова - человека, кому история  приписывает славу  присоединения  Камчатки к России. Ну а мирное это было присоединение или военное,  «разобрался» наш великий Пушкин, назвав Атласова  «Камчатским Ермаком»...

На самом деле,  историки оценили вклад Атласова не как первооткрывателя замель, о которых  сегодня говорят как о «крае чудес», а как человека, присоединившего Камчатку к России. Историкам  для определения приоритета открытия новых земель нужны факты, которые не смогли предоставить все «доатласовские» первопроходцы, а  Владимир  Васильевич Атласов такой факт историкам предоставил. В июле 1697 года в самом центре этой неведомой земли, на берегу реки Канучь,  им был установлен памятный деревянный крест с высеченной надписью: «7205 году, июля 18 дня поставил, сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи 65 человек».

Установленный  на  гигантском полуострове  артефакт в виде  креста  не был  единтвенным фактом. По прибытии в Якутск  казачий пятидесятник  систематизировал собранные в ходе похода материалы, написав подробные «скаски», в которых сообщил о рельефе, климате, флоре и фауне, населении Камчатки и близлежащих островах. К «скаскам» прилагалась и первая карта Камчатки.

...Из Якутска Атласов передал весть в Москву о походе на полуостров и обнаружении там японца, назвавшегося Денбеем и чудом сумевшего добраться до камчатского берега после кораблекрушения. Вскоре Атласов получил срочное задание доставить японца в Москву, где Денбея представили царю Петру Алексеевичу.

Так в Москве появился первый японец. За успешный поход, закончившийся присоединением Камчатки к России, Владимиру Атласову был присвоен чин казачьего головы и выдана награда в размере 100 рублей.

Но  славой, приписываемой ему историей,  Атласов  не успел воспользоваться.

В 1706 году его отправили на Камчатку приказчиком, возложив  задачу по усмирению  взбунтовавшихся коряков,  никак не поддающихся «приведенио в подданство русскому царю». При этом Атласову предоставили  неограниченные полномочия, чем он  стал пользоваться  так  насыщенно, что взбунтовались и его подчиненные. Казаки не выдержали несправедливости, сместили Атласова, заточив в темницу. Через некоторое время Атласов смог сбежать в Нижнекамчатск, где какое-то время скрывался, но  в  1711 году  был убит казаками в собственном доме.

Именем Владимира Атласова были названы вулкан, остров и бухта Курильской гряды, а также населенные пункты на Сахалине и Камчатке.

Рис. Открытие Яны, Индигирки и Колымы

Рис. Походы от Колымы к Чукотке и Камчатке