razgonoblakov.ru

К «хлебной реке» Амур

«...Есть де близко моря большая река  Чиркол  и сиделые люди на ней» « ...А у тех сиделых людей во всех деревнях устроены пашни и лошадей и всякой животины много…» (если читатель помнит, это  часть сведений, полученных   летом 1638 г. томским атаманом Дмитрием Копыловым во время его похода по реке Алдан от эвенкийского шамана Томкони). Отправленный  атаманом на поиск этой реки Иван Москвитин пытался выйти на эту реку со стороны Охотского  моря. Двигаясь на лодках в южном направлении вдоль побережья,  он совсем немного не дошел до ее устья, но   получил от проводников  сведения   и  о реке  и о людях по ней обитающих - «гиляках сиделых»(нивхах)  и  «конных  людях» (даурах), занимавшихся и коневодством и хлебопашеством. Называли эвенки  эту реку по разному: кроме Чирколы упоминались и  тунгусо-манчжурские  названия – «амар»,  «дамур» («большая река»), которые  вскоре прижились в  среде русских в усредненном варианте - Амур.

Как нам известно, Москвитин, по возвращении в Якутск, скрыл от  воеводы Головина  сам факт хождения  отряда на  Чиркол, за что, видимо, и поплатился  «конфискацией» честно добытого ясака (12 сороков соболей и «круга серебрянного»).  Что касается Головина, то планов своих по поиску этой реки он не изменил, тем более что, еще до возвращения Москвина, посланная им в  разведку в верховья Витима группа казаков получила от витимских тунгусов сведения, подтверждавшие данные Максима Перфильева о том, что «вверх Витима, за волоком, живет князец Лавкай в рубленых юртах... и хлеб у него родится всякий».

Одновременно к Головину приходила понимание, что все прежние  неудачные  дальние походы в искомые земли связаны с плохой их подготовкой, поэтому воевода решил  направить  к загадочной реке настоящую воинскую экспедицию. Однако,  произошли непредвиденные события и в течение почти двух лет Головину пришлось решать другие задачи, связанные не столько с внешними обстоятельствами, сколько  с самим воеводой, точнее с  его методами управления.

По прибытии в Якутск, оба воеводы П. Головин и М. Глебов при вступлении в должность огласили главные цели своего  «высочайшего» назначения: «во всем расправу чинить в правду, береженье держать» и «воров от воровства унимать». Одним из первых указов Головина было введение  на подвластной ему территории жестких мер по сбору ясака с местного населения и наведение строгого порядка в учете «ясачного» населения. С этой целью он без какой-либо разъяснительной работы приказал провести перепись населения во всех улусах  Якутского уезда.

В ответ с мест стали поступать жалобы. Якуты, эвенки, юкагиры просто не понимали что от них хотят и разбегались от «переписчиков». К  Головину приходил один из  якутских «князцов» уговаривать его не начинать так скоро перепись якутов, объясняя это так: «У якутов, де, ум худ, и от письма они боятца». Против такой скоропалительной переписи были не только князцы, но и младший воевода М. Глебов, и многие казаки. Ничто не могло изменить принятое боярином решение.

В итоге, в улусах  стало  проявляться недовольство, чем воспользовались отдельные якутские « князцы». В  марте 1642 года  вспыхнуло восстание. Объединенными силами  повстанцы  подступили к Якутскому острогу и попытались его осадить. Но из-за разногласия в их среде, осаду они  вскоре сняли и отступили в свои улусы.

Головин,  не  вступая с родоначальниками в переговоры, запросил  из Енисейска подкрепление и по его прибытию решил показательно наказать восставших. После многочисленных пыток в остроге  он распорядился повесить 23 представителя  со всех улусов, в том числе сыновей предводителя всех якутов Тыгына. В дополнение к  казни «зачинщиков», Головин приказал сжечь якутские станы, из которых пришли повстанцы. Одновременно с расправой над восставшими, «кнутами  были биты» и служилые люди, подозреваемые в сокрытии части  добытого ясака и казнокрадстве.

Более того, во время якутского восстания Головин заподозрил в измене двух своих помощников – второго  воеводу Матвея  Глебова  и дьяка Ефима  Филатова, которые  выражали несогласие с введенным Головиным  ясачным режимом. После недолгого разбирательства он заточил  их вместе с семьями  в темницу, где те просидели   до прибытия в Якутск  енисейского воеводы В.Н. Пушкина, посланного царем для разбирательства действий Головина.

Сам Головин  полагал, что  честно выполняет данное при вступлении в должность обязательство. Он  был наследником старейшего русского дворянского рода, известного добросовестным служением русским правителям со времен Рюриковичей.  В ХV-ХVI веках Головины наследственно занимали должности государственного казначея и пользовались исключительным доверием царской власти. Не мог себе позволить  поступать иначе и Петр Головин, считая, что  для пополнения  и сохранения государственной казны он и назначен воеводой  Якутска.  «Каждая казенная копейка должна быть учтена». так он обьяснял применение жестких мер  в воеводстве.

Но здесь  понимание  царского чиновника  не совпадало с   царским подходом к ясачным сибирских «иноземцам». Пополнение  казны пушным сибирским  ясаком царская власть приветствовала, но увеличение доходности Сибири связывала, прежде всего, с  увеличением количества ясачного населения. Так, местные власти не имели права самостоятельного вынесения смертного приговора «ясачному» человеку. И хотя это  означало всего лишь боязнь потерять  человека, приносящего в казну доход, сибирской власти предписывалось ясак собирать «уговорами и ласкою». Поэтому чрезмерная жесткость Головина подпадала под то, что  по современным законам  означает «превышение полномочий». По результатам расследования он был отозван в Москву и угодил под суд. Сурового наказания ему удалось   избежать, но он навсегда исчез с горизонта Якутии, чему там были  рады и коренные жители и русские.

Но  до своего отстранения от воеводства  Петр Головин все же  успел воплотить свой замысел - организовал и отправил на  юг большую экспедицию с целью   привести  под царскую высокую руку  тамошние народы. По оценке известного исследователя Дальнего Востока Б. П. Полевого, новая экспедиция на Амур  «...готовилась в масштабах, совершенно необычных для малолюдного Якутского острога».

Поход Василия Пояркова

О значимости намечавшего похода говорит тот факт, что  экспедицию возглавил ближайший соратник  воеводы, «письменный голова» Василий Поярков, слывший человеком весьма образованным и, в то же время,  обладавший крутым нравом. Был проработан и маршрут похода с использованием самых последних сведений. Позаботился воевода и о снабжении отряда   всем необходимым: судовым инструментом, парусиной, внушительным запасом пороха для пищалей (более 8 пудов) и пушкой, обеспеченной ядрами на 100 выстрелов и предназначенной «для пугания  иноземцев».  Правда, с последними Головин предусмотрел и возможность  «мирного общение» -  снабдил отряд  обыденными вещами:  медными котлами  и тазами для общины, сукном и бисером - для  дарения  местным «князцам».

Отправляя Пояркова  Головин чётко  определил задачи экспедиции, изложив их в «наказной памяти» (инструкции). «И на Зие реке будучи ему, Василью, распрашивать всяких иноземцов накрепко про сторонние реки падучие, которые в Зию реку пали, какие люди по тем сторонним рекам живут, седячие ль, или кочевые, и хлеб у них и иная какая угода есть ли, и серебренная руда, и медная и свинцовая по Зие реке есть ли, и что хто иноземцов в расспросе скажет, и то записывать именно. И чертежь и роспись дороге своей и волоку, и Зие и Шилке реке, и падучим в них рекам и угодьям, прислать в Якутцкой острог, вместе с ясачною казною; и чертежь и роспись прислать всему за своею Васильевою рукою».

Отряд, численностью 130 человек (90 казаков, остальные «охочие люди», промышленники) с проводниками, на шести  стругах вышел из Ленского острога 25 июля 1643 года. Струги  без  особых усилий прошли по течению Лены до крупнейшего ее притока Алдан. Отсюда тяжело загруженным судам идти против течения быстрого Алдана было нелегко и большую часть длинного пути струги тянули бечевой.  Только через месяц достигли казаки устья правого притока  Алдана - реки Учур, по которой десять дней тем же способом поднимались до устья следующей реки – Гонам, стекающей с северных склонов Станового хребта.

Гонам река  короткая и Поярков рассчитывал пройти ее  за одну, максимум за две недели,  в этом случае он  мог успеть до холодов перевалить через хребет и спуститься к Зее. Но до этого перехода струги тащили пять недель. Казаки насчитали 66 порогов, шивер  и каменных завалов на реке.  Бурные воды разбили на камнях две лодки из шести, пропала часть пороха, продовольствия и оружия. К тому же, внезапно ударили первые заморозки и письменному голове Василию Пояркову (казаки  его называли атаманом) пришлось менять план действий.

Он решает оставить  в верховьях Гонама часть отряда (42 человека), во главе с пятидесятником Патрикеем Мининым, для охраны государевой казны, «хлебных запасов» и вмерзших в воду судов. Указал ему  весной, когда реки будут полноводными, подтянуть  лодки и припасы к перевалу. Лодки там оставить,  самим с продуктами волоком перейти  «по засекам» на противоположный склон  перевала, построить у истоков  Брянты (приток Зеи) дощаники и, как только вскроются реки, идти на Зею  и двигаться по ней» до встречи с основной частью отряда.

Сам Поярков с остальными, впрягшись в нарты, налегке - только с оружием и небольшим запасом продуктов (в надежде  пополнить его в пути), сквозь снега и метели двинулись к перевалу, оставляя по пути затесы  на деревьях. Отряд добрался до Брянты через две недели.  Здесь  Поярков впервые от местных охотников   узнал, что попал в страну  «пашенных людей» - дауров. Об  этом ему поведали встретившиеся  на Брянте  тунгусы-оленеводы, у которых казаки позаимствовали небольшое количество хлеба. На вопрос - откуда у них хлеб - оленеводы   сказали, что своего хлеба они не имеют, а выменивают его на скот у дауров.

Получив ценную информацию,  Поярков продолжил путь  по уже замерзшей Брянте и вскоре оказался на Зее,  где казакам   стали попадаться селения  с довольно большим населением, проживавшим в просторных и ухоженных деревянных домах. Во дворах было много скота, домашней птицы. Были заметны следы хозяйственной деятельности - на лугах паслись коровы, кое-где начинали всходить посевы. Поярков все эти наблюдения  фиксировал в записях и чертеже.

В месте наибольшего скопления поселений Поярков остановился  и через переводчика  вошел в контакт с местным «князцем» Дотыулом. Поярков выяснил, что серебра и меди на Амуре нет; все  изделия из металла, а также ткани из  шелка и хлопка дауры выменивают на собольи меха у живущих южнее маньчжуров. У них же приобретают шелк в обмен на пушнину. Пушниной же платили  дауры и дань и маньчжурам, а поскольку, как  выразился Дотыул, платить соглашались не все, между соседними народами возникают конфликты.

Поярков, как человек образованный, решил  сыграть роль миротворца  и стал  уговаривать «князца» стать данником русского царя, обещая, что русский ясак будет меньше дани, какую  Доптыул платит маньчжурам. «Князец»  начал хитрить, уходить от прямого ответа и просто тянул время. Поярков пробовал заинтересовать его более веским аргументом, предложив оказать даурам  военную помощь в противостоянии с маньчжурами. Прием опять не сработал и это  уже было пределом   дипломатических умений Пояркова. В ответ на упорное молчание  даурского «князца» стал «включаться  крутой нрав  атамана. Он еще раз попытался «проломить» упрямство «князца» угрозами,  а когда и на это тот «должным образом» не отреагировал, подкрепил свои угрозы захватом в заложники нескольких  «лучших»  людей из близких  Дотыула,  посадил их на цепь, выведал у них с помощью плетей все, что они знали о маньчжурах и китайцах.

Этот момент оказался переломным в ходе дальнейших планов экспедиции, в итоге он обернулся большой трагедией. Продукты у Пояркова заканчивались и он направил несколько десятков человек во главе с пятидесятником Юрием Петровым к соседним поселениям для добычи «хлебных запасов». Оказавшись вдали от «начальства», Петров не совладал с нахлынувшей на него жадностью: помимо обещанного  ему  даурами «40 кузовов круп овсяных и десять скотин», он при обходе дворов пытался изъять  «в пользу русского царя» и  приглянувшуюся ему пушнину, но получил отпор, который ни  пятидесятник, ни его казаки не ожидали.

Результат похода  для пополнения «хлебных запасов» закончился тем, что  Петров без «хлеба» и ясака, потеряв 11 человек, две недели с боем пробивался по тайге к ожидавшим его с  хлебом атаману и сотоварищам казакам. В добавок к замаячившей  впереди голодной зимы, Петров привел за собой преследовавших его  разгневанных соседей Доптыкула, которые объединенными силами   осадили зимовье с  почти сотней полуголодных русских пришельцев.

Быстро возведя из бревен небольшой острожек, казаки под руководством Пояркова  всё же сумели отбить все атаки противника, но вскоре  русским покорителям Амура пришлось вступить в сражение с более коварным врагом  - голодом. Подробное изложение зимовки голодающего отряда в подробностях  читатель  может найти на страницах многих сайтов в интернете, автор  данного материала такой цели не ставил, поэтому  завершает этот сюжет сухими сведениями, записанными в Якутске со слов оставшихся в живых зимовщиков. «И те служилые люди, не хотя напрасною  смертию  помереть, съели многих мертвых иноземцов и служилых людей, которые с голоду примерли… Которые мертвых ели, иные ожили, а иные померли». Ужас этой зимовки пережили не только  выжившие люди Пояркова, но и осаждавшие зимовье дауры,  они  от картины увиденного и осаду  ослабили, и потом, как вспоминали поярковцы, «разбегались от них как от поганых людоедов». По  факту  гибели большого количества людей  позже  была организована  проверка  и якутские писцы зафиксировали  ужасающий вывод : «Приели человек с пятьдесят...».

...Пережившие осаду кое-как   дождались  прибытия  в конце мая оставшихся на перевале казаков  пятидесятника Минаева с продуктами. Дав им возможность окрепнуть, Поярков  с уменьшенным наполовину отрядом двинулся на дошаниках  вниз по Зее.

Ниже устья Зеи поярковцам встретился новый народ - дючеры, так же как дауры занимавшийся хлебопашеством и скотоводством, но более  близкий  по языку к маньчжурам и от них зависимый. Дючеры жили в поселках (по 70-80 домов в каждом), окруженных тучными хлебными полями и сенокосными угодьями. По их поведению Поярков понял, что события  прошедшей зимовки докатились и до них и, чтобы разведать обстановку, Поярков послал вперед группу казаков  из 25 человек во главе с казачьим десятником Ильёй Ермолиным с задачей узнать, далеко ли  до моря.

Проплыв вниз трое суток, Ермолин понял, что море далеко,  и стал возвращаться назад. Идти на веслах против течения не получалось  и  пришлось «бурлачить» (тянуть лодку веревками). Во время одной на ночевок на спящих казаков напали дючеры и почти всех перебили.

Неприятная весть, которую принесли  Пояркову двое оставшихся в живых ермолинцев, не могла уже  изменить план письменного головы и он продолжил спускаться  по Амуру, не предполагая, что это будет крюк длиною в 5 тысяч километров. Надо отдать должное письменному голове Пояркову - несмотря на тяжесть свалившихся на него  проблем, он продолжал вести наблюдения, ведя соответствующие записи, относящиеся,  в основном, к описанию рода занятий  всех встречавшихся на пути  народов.

...Осенью 1644 года  ниже правого амурского притока реки Сунгара казаки встретили земли натков (нанайцев), а еще через несколько дней пути – земли гиляков (нивхов). В отличие от дауров и дючеров, эти племена не знали земледелия и жили рыбным промыслом и охотой. Поярков выяснил, что население нижнего Амура совершенно независимо и "ясаку никому не дают".

 

На земле  «гиляков» Поярков встал на очередную зимовку и, по ее завершению, собрав с окрестных племен ясак, в конце мая 1645 г., когда устье  Амура освободилось ото льда, вышел в  Амурский лиман  и три месяца шел морем на север вдоль Охотского моря до устья Ульи. Здесь, в зимовье Москвитина Поярков провел последнею  -третью - зимовку. Весной, оставив  на побережье 20 человек для ясачного сбора, он по маршруту Москвитина вернулся  в Якутск, замкнув круговой маршрут протяженностью более семи тысяч километров.

...В Якутске  уже перестали ждать на два года задержавшуюся с возвращением экспедицию. Находившиеся на пристани  жители  Якутска смотрели на  заросших до неузнаваемости  людей в  изодранной одежде, в  большинстве своем босых, с изодранными  в кровь ногами с жалостью. Иначе встретило Пояркова воеводское начальство. Отправлявшего его в поход воеводы Головина  уже не было в Якутске и Поярков отчитывался перед  В. Пушкиным, который, холодно оценив ценные сведения, полученные Поярковым, поставил ему в вину большую потерю людей и ненадлежащее исполнение наказной памяти.

В потере людей вина Пояркова, как руководителя, несомненно большая, но историки считают, что нельзя сбрасывать со счетов  и  его  заслуги в нелегком деле  присоединения новых земель к  России. Василий Поярков первым проложил путь к  Амуру по рее  Алдан, через Становой хребет, открыл реку Зею, первым прошел по среднему и нижнему Амуру  до Охотского моря.  Как человек образованный, поярков  дал характеристику не только  открытым им  рекам и землям, но цельно охарактеризовал народы, расселенные по их берегам, и способы ведения  хозяйства.

Он настойчиво убеждал якутских воевод в необходимости присоединения этих  земель к  русскому государству: «Там в походы ходить и пашенных хлебных сидячих людей под царскую… руку привесть можно, и ясак с них собирать, — в том государю будет многия прибыль, потому что те землицы людны, и хлебны, и собольны, и всякого зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбные».

Об этой необходимости  напоминала  воеводам и  царская власть, в Якутске просто не было возможности собрать новый отряд служилых людей – большая их часть была задействована на  сборе ясака и несении гарнизонной службы в многочисленных острогах и зимовьях в уже освоенных территориях воеводства. Но тем не менее, сведения и совет Пояркова побудили появление новой фигуры покорителей Амура, на этот раз  не относящейся к официальной власти..

Поход Ерофея Хабарова

(Походов было два, второй поход был продолжением первого)

Мы никогда не узнаем, чем руководствовался покоритель Амура, какой была его конечная цель - присоединение земель к России или им двигал частный интерес нажиться на приведении «князцов» и улусных людей в «вечное ясачное холопство». Как отмечают историки, нам известна лишь внешняя сторона событий, но именно она и обеспечила Хабарову его место в истории. Чтобы  лучше понять  мотивы  покорителя  Амура, полезно   хотя бы кратко познакомится с его биографией.

...Родился  Ерофей Хабаров  в начале XVII века в деревне, недалеко  от Великого Устюга – города, о котором  романтик Сибири Валентин Григорьевич Распутин писал в очерке «Сибирь без романтики»; он писал о покорителях сибирских просторов и, в частности, о Лене: ... где к середине XVII века собрались самые деятельные землепроходцы: Семен Дежнев, Ерофей Хабаров, Василий Поярков, Владимир Атласов, Василий Буогра, Парфен Ходырев и много, много других, добывших себе по сибирским рекам, морям и волокам мужественную славу. Все они из Великого Устюга. Это не только удивления достойно, но кажется невероятным: что за оказия! как их там, в колыбели мореходов и открывателей, наставляли, чем укрепляли дух и кость.

Выросший в  поморско-крестьянской среде Хабаров  обладал качествами типичного северянина - смелостью, способностью преодолевать трудности и лишения. Время  для таких людей открывало  тогда широкие возможности  и многие поморы двинулись покорять Сибирь.  Так поступил и  Ерофей Хабаров; в 1626 году он взял младшего брата и отправился за Урал в «златокипящую Мангазею», в которой, по слухам, можно было быстро заработать немалые деньги. Нанимался в отряды, совершавшие походы в новые земли. Поморская и крестьянская натура,  желание быстро заработать - и вскоре Хабаров стал организовывать походы  сам.

В 1632 году, наняв 27 человек, он направился на Лену. Вначале его  «ватага»  в верховьях этой реки занималась добычей соболя, но затем он стал пробовать себя  и в других сферах деятельности. Занимался солеварением, торговлей, в  1641 г. на речке Киренге  построил мельницу, распахал целину, разводил лошадей, которых на платной основе поставлял для перевозки грузов в Якутск, удачно торговал. Одним словом, стал богатеть, за что его  невзлюбил воевода Головин. Он конфисковал у Хабарова мельницу, часть пашни,   по недоказанному  обвинению  заключил удачливого предпринимателя  в темницу и держал его там, пока на  самого воеводу не  завели дело и не отозвали в Москву.

Хабарова освободили в 1645 году  и он потихоньку стал восстанавливать потерянное. Опыт промышленника и землепроходца у него был уже  большой, и в  качестве одного из вариантов он  стал прицениваться к возможности организации большого похода  в богатые земли  Даурии. В это время слухи о  ней распространялись по всем острогам и городам  ленских земель, а кто-то из енисейских и якутских промыслов туда  уже  ходил. Может от них, а скорее всего от «первоисточника» информации о Даурии -Максима Перфильева, с кем Хабаров был  знаком,  он собрал какие-то конкретные данные.

К этому времени с Амура вернулся Василий Поярков. История его трагически сложившегося похода  не испугала потомственного  устюжанина, а только укрепила  желание    испытать себя в большом деле. Еще раз обдумав свой план, он  пришел  с ним  к   новому воеводе Якутска Дмитрию Францбекову и сказал, что разработал план похода на Амур  с целью «приведения в подданство русскому царю тамошних  иноземцев». Но, видимо, в  добавок к  разработанному плану сообщил воеводе и о том, что  его собственных  средств на организацию похода  недостаточно.

Францбеков, конечно, знал  о  большом опыте  Хабарова как   успешного делового человека,  ценнейший сибирский опыт которого исчислялся уже двумя десятками лет. Имя Хабарова было известно и в Енисейске, откуда Хабаров ходил в поход с  атаманом Иваном Галкиными,  и в Илимске, и в Якутске, куда на его лошадях доставлялись грузы. У Францбекова не нашлось  повода отказать   и он выделил Хабарову из своих собственных  средств под проценты  со сбора ясака 7 тысяч рублей.

Была у  ливонского немца Францбекова (Фаренсбаха) еще одна причина согласиться  с предложением промышленника  Хабарова. Он  не был близок к царскому двору и, может поэтому,  при получении назначения в Якутск ему сказали, что,  в связи с большими  тратами средств предыдущими якутскими воеводами, финансовое обеспечение воеводства будет на определенное время прекращено. Францбеков, воспитанный в духе традиционной немецкой исполнительности понимал, что предложение Хабарова совпадает с  выданным ему предписанием царской власти,  поэтому и поддержал инициативу делового человека.

Более того, он согласился и с тем, что организуемому  походу надо придать официальный статус - выдать   промышленному человеку Ерофею Хабарову «наказную память», что  как бы переводило  вольного человека в категорию служилых людей, наделенных широкими полномочиями и в отношении подчиненных и при контактах с «князцами» ясачных территорий.

...До весны 1649 г. Хабаров в Илимске  комплектовал из «покрученников» (наемных работников) отряд, закупал все необходимое для похода имущество, охотничий инвентарь,  судовой инструмент, топоры, ружья и припасы к ним...Часть оружия и провизии выделил ему Францбеков. Некоторые источники отмечают, что  воевода приказал выделить Хабарову  «из государевых житниц… сто пуд ржи семенной, всхожей, доброй» с тем, чтобы завести на Амуре хлебную пашню». Такое решение после опыта, полученного Поярковым,  удивляет и в то же время  соответствует  официальному  подходу к сбору ясака  с иноземцев - ...ласкою, а не боем. Францбеков, как воевода только что вступивший в должность, не мог нарушить установленный порядок, если даже сомневался в его действенности.

По условиям найма подъем каждого «покрученника» (обеспечение промысловым снаряжением, одеждой, продуктами питания) обходился Хабарову до 40 рублей. Исходя из этого, одну треть добытых соболей покрученник оставлял себе, а две трети должен отдавать  хозяину - Хабарову. Такая система расчетов приводила к тому, что отряд состоял из людей, опутанных кабальными записями и ростовщическими ссудами. Это одна из  особенностей похода Хабарова, которая аукнется  потом  серьезными  последствиями.

...Набрав  в свой отряд 50 (по другим источникам-70) человек,  весной  1649 года, как только вскрылись реки, Ерофей Хабаров отправился в свой поход  на Амур исполнять главный пункт,  выданной ему в наказной памяти: «проведывание новых землиц неясачных людей и приведение их под высокую государеву руку». Идти к «хдебной реке» он решил не по Алдану, как шел Поярков, а  по Олекме - маршрутом,  подсказанным  ему промысловиком  Григорием Виженцевым. Тот,  находясь в  своем зимовье в устье Тугира, где занимался пушным промыслом, выведал от встретившихся на его пути тунгусов, как от его   зимовья дойти до   земли даурского «князца» Лавкая.

По   извилистой и порожистой Олекме  Хабарову предстояло преодолеть на стругах путь, который,  по оценке самого Хабарова, дался  отряду не  легко:  "в порогах снасти рвало, слонцы (корма и руль судна ) ломало, людей ушибало; но Божиею помощью и государевым счастьем всё кончилось благополучно".

Зима застала хабаровцев в устье Тугира - правого крупного берега Олекмы. Здесь, по распоряжению Е. П. Хабарова, наскоро срубили зимовье для отдыха, перезимовки и подготовки отряда к пешему пути. 19 января 1650 года двинулась дальше. Дощаники Хабаров решил не оставлять, как это сделал в свое время В. Д. Поярков. Их поставили на полозья (на нарты) и отряд, разбившись на группы, по очереди впрягаясь в бичеву, тянул эти повозки, загруженные походным имуществом.

Перевалив отроги Олекминского становика, отряд вышел к истокам реки Урки и стал спускаться в долину Амура.  Начиная с устья Урки  (в настоящее время на этом месте ж/д станция Транссиба его имени - Ерофей Павлович) и дальше   по левому берегу Амура им стали попадаться небольшие поселения дауров  «князца» Лавкая. Они были пусты и видно было, что покинули их дауры незадолго до прихода русского отряда. По возвращении в Якутск Хабаров сообщит об этом так: «А которые де городки по реке Амуру по обе стороны с усть реки Урки и по дючерской камень, и в тех городках служилых и торговых людей нет ни единово человека. А живут в них все пашенные люди. А наряду де огненова боя в те городках не бывало… А крепость де тот городок – от стрелы, а ис пищали де – прострелить насквозь на обе стороны».

В одном из таких опустевших городков Хабарову привели  одинокую больную женщину, рассказавшую, что люди Лавка ушли из этих мест,  так как узнали, что сюда идут люди чтобы  разорять их. Еще старуха поведала что  дауры  Лавкая могут объединиться в «тысячное  войско» и что по ту, что по другую сторону реки  на них совершают грабительские набеги богдыханские люди с огневыми ружьями (Богдыханом  именовали в те времена китайских императоров).

О том, что где-то южней Амура  находится  некое маньчжурско-китайское государство, Хабаров слышал, поэтому  рассказ старушки насторожил его. Опытному  землепроходцу стало ясно, что его малочисленный отряд из плохо вооруженных покрученников не способен закрепиться на амурских землях. Поэтому, чтобы минимизировать риски, перезимовав и  оставив большую часть отряда  под началом Попова в заброшенном городке, с небольшой группой Хабаров вернулся в   Якутск за подкреплением.

Расписав  Фрацбекову в ярких красках все достоинства  приамурских земель, Хабаров стал излагать суть своей просьбы. Воеводе отказать было сложно -  в экспедицию  он  вложил большие деньги, вернуть же их  Хабаров мог только с собранного ясака. Поэтому и на этот раз  Францбеков не смог отказать Хабарову и выделил своему должнику 27 служилых казаков с полным походным снаряжением, 3 пушки с  пушкарями и с комплектом ядер, помог Хабарову  со снабжением набранных им   самим 110 «охочих» людей.

...В конце лета 1650 г. Хабаров соединился с оставленными им людьми, которые  в поисках пропитания переместились ниже по течению Амура - к городку «князца» Албазы.  Тот сумел организовать  сопротивление неопытному воинству  Хабарова  и те,  осадив  городок,  ждали Хабарова с подкреплением. Даурский   «князец»  только при виде этого подкрепления оставил свою «столицу» и удалился с соплеменниками в окрестные леса.

Городок этот  назвали  Албазином и   Хабаров,  наконец-то, смог приступить к главной цели экспедиции – сбору ясака, чтобы  начать  расплачиваться с Францбековым. В Албазине  к этому времени созрел урожай и Хабаров решил подзаработать и на этом. Он собрал урожай и большую часть зерна перегнал в спирт, который в процессе похода продавал своим людям, тем самым загоняя их в долги. За зиму Хабарову удалось собрать ясак на 293 рубля и отправить в Якутск. «Прочесав» окрестности и не обнаружив новых ясачных людей, Хабаров летом 1651г. сжег Албазин  и начал поход вниз по Амуру - решать  главную задачу  уже совместной с властью экспедиции ...подводить под  Государеву высокую руку, новых улусных людей,  чтоб они были в государстве в вечном ясачном холопстве… и Государе бы ясак соболи и лисицы с себя давали Государю повся годы бесперебойно».

Отдавать драгоценных соболей просто так дауры не собирались, равно как и вставать под  Государеву  высокую руку.  Но,  опытный землепроходец  и деловой человек, Хабаров не мог позволить провалить затеянное им и поддержанное властью дело. И  хотя  власть  эта всегда напоминала, что приводить  в подданство русскому царю новых ясачных людей надо «ласкою и уговорм», гонимый  процентами Францбекова должник в  пылу предпринимательской страсти  стал  приводить их к  покорности  не ласкою, а «боем». Экспедиция стала больше походить на  воинскую операцию, а промышленный человек Ерофей  - на жесткого военачальника.  Он  «огнем и мечом» прокладывал путь своего отряда по  амурским деревням и улусам, «бил огненным боем» даурских и дючерских людей, захватывая амонатов  и богатую добычу. Но при этом продолжал быть и  ужимистым коммерсантом, сокращая  общие расходы  на операцию  и увеличивая  собственные  доходы.

К осени  отряд, прошел вниз по Амуру порядка 800 километров (по пути  Хабаров составлял  «Чертеж»  реки Амур, что  так же  указывалось в его «наказной памяти»). Наступали холода  и, вступив в  земли дючеров, он возвел Ачанский  городок, продолжая совершать из него «боевые рейды».  Дючеры сначала пытались оказать русским сопротивление, а в октябре даже напали на городок, но их стрелы против «огненного боя»  русских не могли решить сражение в их пользу.  Но  дючеры  были данниками маньчжуров   китайской империи Цин  и  те весной 1652 года подступили к Ачанскому городку изгонять русских  претендентов на сбор дани.

Если верить донесению Хабарова, ему пришлось отбиваться от 1000 маньчжуров,  вооруженных 6-ю пушками.  Нападавшие  ретировались, но Хабаров понимал, что  маньчжуры вернутся с подкреплением. К этому времени  его неуемная страсть из всего извлекать прибыль  привела тому, что  большая часть подкрученников  (130 человек во главе с  Поляковым), недовольная  условиями  подсчета их дохода от взятого ясака, и прочими, как им казалось, «налогами  кабальными», подстрекаемая вольным казаком  Степаном Поляковым, подняла бунт. Прихватив хлебные припасы,  бунтовщики на двух стругах ушли вверх по Амуру и стали действовать самостоятельно, причем вначале довольно успешно.

Этого Хабаров своим должникам простить не мог; с верными  ему казаками  он догнал отколовшуюся группу, окружил  возведенный ими острог и избил до смерти 12 пойманных за пределами острога  людей Полякова. Напуганные гневом  «хозяина», покрученники решили покориться, но под обязательства Хабарова, что он их убивать и грабить не будет.  Хабаров обязательство дал, но тут же его  нарушил: четверых зачинщиков, в том числе и главного – Полякова,  заковал «в железо», остальных приказал бить батогами.

Покончив с бунтовщиками, Хабаров продолжил путь вниз по Амуру и, дойдя до «гиляцкой земли», остановился на зимовку;  после ее завершения - весной 1653 года, отправился в обратный путь и в  августе  в устье Зеи произошла его встреча с с  московским дворянином Дмитрием Зиновьевым, присланным из Москвы «всю даурскую землю досмотреть и его, Хабарова, ведать»... Недовольные действиями своего руководителя «охочие люди» и часть казаков подали Зиновьеву  челобитную, в которой представили  Хабарова как   жестокого и несправедливого человека,  опутавшего их неподъемными  долговыми обязательствами, что  стало причиной  их протеста.

...Основная тематика данной работы - отображать географию походов русских первопроходцев Сибири. Поскольку  все дальнейшие события, связанные с походом  Хабарова  выходят за рамки   темы, ниже  приводится лишь финал длительных судебных разбирательств между Хабаровым и Зиновьевым, взаимно обвинявших друг друга в неправомерных действиях.

...В декабре 1654 года Зиновьев и Хабаров прибыли в  Москву, где началось подробное разбирательство  действий Хабарова. По его итогам  руководители «бунта»  против Хабарова были полностью оправданы. Хабаров же подал жалобу на Зиновьева и началось новое разбирательство, которое завершилось осенью 1655 года в пользу Хабарова. Окончательный вывод власти по его делу  сводился к следующему:

..По совокупности грехов и заслуг Хабарова, государство где-то  не вернуло ему потерянное в реэультате  действий Зиновьева, но строгого наказания не вынесло,  отметив  его заслуги как покорителя Амура. Хабарова повысили до звания сына боярского и отправили на Лену управлять одной из волостей и, как говорят источники,  его снова тянуло  на Амур. Скорее всего это была тяга  не военного покорителя, а крестьянина, захотевшего еще раз восхититься хлебными нивами приамурья. Составляя  свой «Чертеж реке Амуру», он  воочию видел, какие перспективы открываются здесь в случае присоединения  этих земель к русскому  государству.   А это уже может говорить  о том, что не только жажда наживы руководила им в историческом походе.

...По итогам двадцатилетнего бурного предпринимательства  в Сибири и исторического похода на Амур  Хабарову трудно дать устраивающую всех оценку. Одни  «хабароведы» все сводят к кровавым рейдам  по Амуру, другие,  наоборот, перечисляют одни заслуги, из которых самыми весомыми называются принятие коренным приамурским населением русского подданства и составление Хабаровым  «Чертёжа реке Амуру», ставшего первой европейской картой дальневосточных территорий.

В подобных случаях нельзя обойтись без средневзвешенной оценки, согласно которой  Ерофея Хабарова  можно отнести к категории типичных русских покорителей Сибири   и представить как человека  сурового, решительного, редко жалеющего и себя, и тем более других, особенно иноземцев. При этом  надо понимать, что  «мягкотелым» первопроходцам окраинных территорий Дальнего Востока, где все давалось ценой невероятных  физических усилий, лишений и опасностей, там делать было нечего. Во всяком случае, в должности  организатора и  руководителя.

Поэтому нельзя не согласиться с  подходом большинства  наших историков,  считающих, что Хабаров запустил маховик русского проникновения в Приамурье. Впереди были новые столкновения с  китайцами, победы и неудачи. И хотя русским закрепиться на Амуре  с первого раза не удалось и они ушли. Но ушли они с земель, разведанных Поярковым и Хабаровым только для того, чтобы потом вернуться. И вернуть утерянное*.

*Формально покорение Приамурья было признано  по завершении похода Хабарова - летом 1653 года – когда московский дворянин Д.И. Зиновьев прибыл из Москвы в Приамурье  в качестве официального посланника царя, фактически, с полномочиями Даурского воеводы.

В 1684 году  вся территория Амурского бассейна и северных притоков Амура была выделена в состав самостоятельного воеводства с центром в Албазине.  Воеводой в Албазин был назначен А.Л. Толбузин. Земли в низовьях Амура номинально вошли в состав Якутского воеводства,  а Албазин  и строившиеся остроги должны были обеспечить и  защиту государственных границ, и служить центрами хозяйственной деятельности .

Присоединение Приамурья к России вызвало враждебную реакцию маньчжурской династии Цин. В июне 1685 года 10 тысяч китайцев осадили Албазин, имея 200 полевых и 50 осадных пушек. Конница состояла из 1000 всадников. Многократный перевес противника усложнял оборону, уже в первые дни осады Албазина русские потеряли более 100 человек. Казаки сражались умело и мужественно, пока не истощились запасы пороха и свинца. 26 июля начались переговоры о сдаче острога и о переходе оставшихся в живых защитников его с семьями в Нерчинск. Условия сдачи китайцами были приняты. Оставшиеся в живых 300  осажденных русских отправились в Нерчинск. Посланный на помощь Албазину пятидесятник Анцифер Кондратьев со 100 казаками был вынужден вернуться в Нерчинск.

На следующий год русским удалось отбить Албазин и в июле 1686 года китайцы снова  обложили крепость и возобновили обстрел крепости. 19 месяцев держали оборону казаки. Встретив упорное и самоотверженное сопротивление русского гарнизона, а также в силу ряда других причин, китайцы вынуждены были отказаться от широких военных планов и предложили начать переговоры. В свою очередь, Русское правительство не располагало достаточными военными силами, чтобы защитить Приамурье, поэтому согласилось вступить с китайцами в переговоры. 30 августа 1687 года было заключено перемирие.

Переговоры были трудными для России и  27 августа 1689г.  был подписан Нерчинский договор. По этому договору граница между Россией и Китаем стала проходить по реке Горбица и далее - с верховьев ее, Яблоновым хребтом до самого моря. Все реки, стекающие с хребта на север - отошли России, а стекающие на юг - Китаю.

В китайской историографии Нерчинский договор рассматривался как победа над русскими, покусившимися на исконно китайские земли.

Айпинский договор 1858 г. уже диктовался с позиции русской силы и,  фактически, пересматривал ранее подписанный Нерчинский договор. Стороны соглашались на то, что левый берег Амура от реки Аргуни до устья признавался собственностью России, а Уссурийский край - от впадения Уссури в Амур до моря - оставался в общем владении впредь до определения границы.

Но уже через два года (14 ноября 1860 г.)  в Китае, благодаря настойчивости русской дипломатии, был заключен Пекинский договор, согласно которому Россия получала   Уссурийский край в вечное пользование.

Так русские вернулись в земли, разведанные Василием Поярковым и  покоренные Ерофеем Хабаровым.

 

 

Рис. К хлебной реке Амуру.