."Погододелы" древнего мира
Индекс материала |
---|
."Погододелы" древнего мира |
Страница 2. |
Страница 3. |
Основа древнегреческой цивилизации ‒ города (полисы); их экономической основой было земледелие в связи с чем в этих образованиях резко возросла роль аграриев, которые теперь должны были обеспечивать своей продукцией не только себя, но и население полисов. Соответственно возрос и страх потери урожая от погодных стихий, причем страх этот присутствовал и у горожан, которые, как и деревенские жители, в период выращивания урожая совершали в храмах «погододелательные» обряды в честь Зевса ‒ бога грома и дождя. Таким образом, погодный вопрос в Древней Греции стал вопросом общественным и, естественно, он не мог не заинтересовать первых мыслителей, ученых-философов.
Но «голое» осмысление природных явлений мало что давало: такая наука, как естествознание, требует проведения опытов, а среди древнегреческих философов ходило весьма устойчивое убеждение, что опыты лишь отвлекают их от мыслительного процесса. Так, кстати, полагал и Аристотель, правда, в меньшей степени: сказалось то, что его отец был врачом и в детстве готовил сына к этой профессии. Поэтому опыты Аристотель иногда все же ставил, хотя они и навевали на него тоску и осмысливал он их не всегда основательно, что отразилось на качестве его работы, посвященной изучению небесных явлений.
Свой труд он назвал «Метеорологикой», но связывал это название не с наукой об атмосфере (как трактуется современной метеорологией), а использовал известное греческое выражение та метеора ‒ предметы в воздухе. По понятиям Аристотеля воздух ‒ это все, что находится между звездами и поверхностью Земли, поэтому в список метеорологических явлений, помимо дождей, града, радуги, попало и то, что к метеорологии отношения не имеет: кометы, полярные сияния, метеориты. Драматичным для будущей науки оказался вывод Аристотеля о том, что воздух не имеет веса. Вопрос этот был исключительно важный, поэтому Аристотель решил провести опыт. Взял бычий пузырь, надул его и взвесил. Вес надутого пузыря получился больше веса пустого. Так и должно быть, но Аристотель почему-то засомневался и, решив перепроверить свои сомнения, опустил пузырь в воду. Тот ‒ плавал, а вот с выпущенным воздухом ‒ утонул…. Законы Архимеда тогда еще не были открыты и Аристотель не сумел объяснить то, что проходят сегодня в начальных классах школы. Поверив второму результату, он стал считать воздух предметом, не имеющим веса…
Более удачными у Аристотеля получились выводы по гидрометеорам (выпадающим из облаков осадкам). Он установил, что: жидкость, окружающая землю, испаряется лучами солнца и теплом снизу и поднимается вверх… Когда тепло, ее поднявшее, ослабевает, охлаждающийся пар сгущается и снова становится водою.. Это был шаг к пониманию круговорота воды в природе, который по Аристотелю звучал так: мы всегда ясно видим, как вода, поднявшаяся в воздух, опускается снова. Даже если то же самое количество не возвратится в течение года и именно в этой стране, то через определенный срок все, что было унесено вверх, будет возвращено.
Появление первых метеорологических терминов и понятий приписывать исключительно Аристотелю, наверное, неправомерно. Древние греки были отменными мореплавателями и еще задолго до Аристотеля хорошо разбирались в ветрах, «гуляющих по морю». Каждому из ветров они давали имя соответствующего бога: Апаркий и Борей – северный ветер, Эвр ‒ Юго-восточный, Нот ‒ южный, Зефир ‒ Западный и т.д. Подтверждением этого служат строки из поэмы Гомера «Одиссея», написанной за несколько веков до рождения Аристотеля: ...по морю так беззащитное судно повсюду носили ветры, то быстро Борею его перебрасывал Нот, то шумящий Эвр, им играя, его передавал произволу Зефира.
Кстати, если с позиции современных знаний проанализировать этот порядок смены ветров, то в случае движения судна с Запада на Восток описанная Гомером ситуация точно соответствует понятию смены ветров в циклоне. То, что знаниями ветров древние греки пользовались на практике, говорят труды друга и ученика Аристотеля Теофраста, в частности его работа «О ветрах», где были даны не только характеристики всем известным к тому времени ветрам, но и доступные для понимания моряками рекомендации. Например, такое: если ветер дует к вечеру ‒ моряку бояться нечего, если он с утра ‒ моряку не ждать добра.
Первые ученые Древней Греции назывались философами, но из греческого языка пришли к нам названия многих других наук: математика, физика, механика, география. Если добавить к трудам Аристотеля многочисленный список изобретений и открытий Архимеда (ок. 287-212 г. до н.э.) и некоторых других ученых той эпохи, то обобщенная картина начальных научных знаний будет удивительно яркой. Уже были описания Солнца и каталог на 800 звезд астронома Гиппарха. «отец» географии Эратосфен, измерив расстояние между Александрией и Асуаном и привязав его к высотам Солнца, вычислил длину земного меридиана, определив таким образом приблизительный размер Земли. Были 15 книг работ знаменитого математика Евклида, на основе которых астроном Клавдий Птолемей описал геоцентрическую систему мира, продержавшуюся до Коперника.
Но, пожалуй, самым удивительным выглядит изобретение Героном Александрийским так называемого «эолипила» или «ветроиспускателя», принцип действия которого идентичен понятию паровой турбины. Из сферы, заполняемой паром, выходили две противоположно расположенные Г- образные трубки. Истекающий из них на большой скорости пар создавал реактивный момент и сфера вращалась вокруг своей оси. Просто невозможно представить, насколько более продвинутыми были бы наши современные технические достижения, если бы сразу за изобретением этой машины, последовало то, что ныне называется внедрением в практику. Но первая паровая машина Джеймса Уатта была продемонстрирована только в конце 18 века, поэтому не будет лишним задаться вопросом ‒ почему же плоды трудов первых ученых столь длительное время были невостребованными?
…Считается, что в период расцвета древнегреческой цивилизации сложились исключительно благоприятные условия для развития науки и культуры и это явление оказалось в некотором роде неожиданностью для человечества ‒ оно как бы еще не было готово к такому развитию событий. Ученые-философы появились, но знания совершенно не распространялись в обществе, их плодами пользовались лишь сами ученые и представители верховной власти, да и то только те, кто обладал любознательностью и проявлял интерес к тому, чем занимались философы. Тех же, кто помимо личного интереса оказывал ученым содействие, были единицы: один из «отцов» древнегреческой демократии Перикл, силой своего ума собравший вокруг себя интеллектуальный цвет Афин, да первые правители эллинистической Александрии Птоломеи, усилиями которых была создана Александрийская библиотека.
В первом веке до н.э. Древняя Греция была поглощена Римской империей, к власти в Александрии опять пришли фараоны с их традиционно консервативным мышлением. Вновь стала возвышаться элита могущественных египетских жрецов, фараоны попали под их влияние, а, оставшаяся без поддержки властей молодая наука стала быстро увядать. В Александрийской библиотеке прекратили переписывать книги, которые, впрочем, и при Птоломеях особой популярностью не пользовались, так как были исключительно дорогие, доступные только верхушке знати. Одним словом, блистательный всплеск знаний в древней Греции никак не коснулся общества.
...Блеск этого умственного расцвета никогда не распространялся за пределы небольшого круга, соприкасающегося с группой философов, собранных первыми Птоломеями. Он напоминал свет в потайном фонаре, закрытом от широкого мира. Внутри он мог быть ослепительно ярким, но, несмотря на это, оставался невидимым. Остальной мир продолжал идти старыми путями, не ведая того, что семя научного знания, которое должно было со временем совершенно революционировать его, уже посеяно. Александрию окутал вскоре мрак фанатизма, и семя, посеянное Аристотелем, в течение тысячелетия оставалось скрытым.
Этим выводом Г. Уэллса, наверное, и следует объяснить, почему философская идея Платона о том, что в человеке еще не проснулось сознание собственной власти абсолютно никого не волновала. То же самое можно сказать и о знаниях, открытых Аристотелем. Они в определенной мере были использованы его именитым учеником Александром Македонским (сумевшим за короткое время создать великую империю, быстро распавшуюся после его смерти), но они никак не повлияли на общественное сознание и наш главный персонаж книги – земледелец продолжал пребывать в прежнем состоянии непонимания окружающей действительности. Правда, приведенные ниже свидетельства противоречат такому выводу.
…Еще в 5 веке до нашей эры в городах Древней Греции на видных местах вывешивались таблицы с описанием погоды, которая наблюдалась в предыдущие сроки, а в первом веке нашей эры в Афинах была построена из мрамора так называемая Башня ветров, существующая и поныне. На каждой из восьми ее сторон на фризах размещены мифологические фигуры богов, одетых ‒ каждый по «своей» погоде. Направление ветра показывал металлический флюгер, расположенный на вершине башни. Внутри нее были установлены водяные часы, а на наружных стенах ‒ песочные. По сравнению с таблицами, это был несомненный прогресс: таблицы отображали погоду прошедшую, по флюгеру на Башне ветров можно было видеть погоду настоящую (наблюдательные горожане могли ее и предсказывать).
Башня, сооруженная на основании открытых учеными знаний о ветрах, конечно, приносила практическую пользу, но только жителям Афин. Тем не менее, есть определенные основания считать, что и до аграриев докатывались какие-то отголоски «аристотелевых» знаний. Так, древнеримский философ, воспитатель Нерона Луций Сенека в своих «Вопросах естественной истории» рассказывает о том, что в греческом Клеоне …дело сохранности урожая поручалось особым, назначенным государством, ответственным лицам ‒ градовым сторожам, которые были обязаны направить градоносные тучи на море или на горы, а когда же это им не удавалось, их наказывали.
Характер погоды греки всегда связывали с капризами богов (гроза – сердится Зевс, штормовой ветер с моря – гнев Посейдона), но «по Сенеке» выходит, что, в древней Греции, образно говоря, существовало подвластное государству некое подобие специальной службы, стоящей на страже сохранности урожая земледельцев от часто случавшихся здесь градобитий. Но существование такой службы вряд ли возможно без наличия конкретных физических знаний.
Горы притягивают грозу ‒ так звучит поверье, известное многим народам мира. Древние греки, веками наблюдавшие за тем, как налетают с моря на горы грозовые тучи, скорее всего, и являются авторами этого поверья. Могли знать они и то, что молнии поражают, прежде всего, островерхие скалы и одиночно стоящие деревья. Зная же наиболее распространенное направление движения грозовых туч, из которых град и выпадает, они, во-первых, могли выбрать под виноградники земли, наименее подверженные градобою; во-вторых, могли ставить на пути движения градовых туч высокие мачты с железными наконечниками, принимающие на себя удары молний и уводящие таким образом градовые очаги от сельхозугодий.
Чтобы вывод этот не казался кому-то слишком надуманным, выскажем еще более смелое предположение. Можно по этому поводу усмехаться, но даже в ритуальных жреческих мероприятиях присутствуют элементы физического воздействия на природную среду, например, громкие ритмичные звуки или дымы больших ритуальных костров. А если это так, то на роль первых специалистов по воздействию на местные погодные явления, наряду с градовыми сторожами, претендуют и жрецы. Полностью отвергать такое предположение нельзя хотя бы потому, что подобная мысль в свое время посещала и такого яркого просветителя науки, как Франсуа Араго:
...Я оставляю совершенно в стороне странную мысль, что жертвоприношения древних, совершающиеся под открытым небом, что яркое пламя их жертвенников и столбы черного дыма, с них поднимавшиеся, одним словом, что все обстоятельства обрядов и церемоний, назначенных, по мнению толпы, к обезоружению громовержущей десницы Юпитера, составляли простые физические опыты, тайна которых была известна одним жрецам, что в существе своем все эти обряды имели действительно целью ослабить или даже постепенно вовсе уничтожить грозу…
И хотя из этой цитаты Араго не видно, что он верил в эффективность жреческих ритуалов «погододелания», известный ученый мысленно предполагал и такой вариант событий.
Вот такими неопределенными рассуждениями мы и заканчиваем рассказ о возможности существования в первых земледельческих цивилизациях знаний (помимо магических), с помощью которых наши далекие предки могли каким-то образом воздействовать на облака с целью вызывания дождя, или предотвращения градобитий. При этом ответ на вопрос, почему эти приемы не применялись в последующие века, может быть таким же, что и в случае с нереализованной идеей паровой турбины Герона Александрийского: первые знания, как нежданно появились, так и ушли в небытие в связи с неблагоприятно сложившимся ходом исторических процессов.
Главный фактор потери этих знаний ‒ скоротечность времени, в течение которого они появлялись и развивались: если период деятельности ученых Древней Греции соотнести с общим временем существования Homo sapiens, то его можно представить как горение спички в длинной ночи эпох человеческого неведения.
Обновлено (09.05.2021 15:10)